Вайла и другие рассказы
Шрифт:
ДЕЛО ЕВФИМИИ РАПХАШ Пер. А. Шермана
От Господа направляются шаги человека; человеку же как узнать путь свой? — Притчи.
О, он наконец-то здесь, мистер Паркер!
— Святые небеса! Вы говорите о докторе?
— О докторе, сэр — своими глазами его видела — прише л пешком — должно быть, вошел через северные ворота
Я вы бежал на лужайку; он медленно приближался, в старом то нком сюртуке, глаза опущены долу.
— А, Паркер, — он поднял голову и протянул вялую руку, — это вы? Все хорошо, надеюсь?
— У меня все хорошо, благодарю вас, доктор.
— И почему вы выделили «меня»? Что-то с моей сестрой, Паркер?
Я был просто поражен.
— Вы не слыхали?
— Слыхал? Нет, ничего не слыхал.
— Господь милосердный! где вы только скитались?
— В дальних странах, Паркер.
Я не произнес больше ни слова, как и он. Впервые в жизни доктор ощутил страх — страх задать вопрос, на который я боялся ответить.
Мы вошли в мрачное, полуразрушенное строение, старинное здание, дом древнейшей расы. В небольшой комнате, именуемой нами «кабинетом», он уселся на диван и с завидным самообладанием сказал:
— Итак, Паркер — моя сестра.
— Мисс Евфимии, доктор, больше нет.
Его лицо оставалось каменным; но он побледнел. Через некоторое время я расслышал его бормотание:
— Так я и думал — такое уже как-то случалось.
Что именно? гадал я, но только добавил:
— Три недели назад, доктор.
— Отчего?
— Ее...
— Продолжайте.
— Доктор, ее...
— Скажите прямо, в конце концов — ее убили.
— Она была убита, доктор.
Я отчетливо вспоминаю его в ту минуту: худой, невысокий, с мощным лбом, переходящим в редкую, коротко остриженную поросль серо-стальных волос; толстые, плотно сжатые губы; бледное бритое лицо; и эти глаза, серые, такие беспокойные, вопрошающие, не замирающие ни на миг, переходящие с предмета на предмет, вверх, низ, по сторонам.
Имя его было прославлено в мире — апостол науки, иерофант средь архипастырей знания. За те пятнадцать лет, что я прослужил у него секретарем, он написал девять книг, и каждая их них была в своем духе основополагающей. Его заслуги в области научной мысли были действительно неизмеримы — хотя не скажу, что постоянны; по крайней мере, насколько я мог судить, так как доктор время от времени покидал меня, нередко занятого какой-либо работой, и на долгие недели исчезал из Рапхаш-Тауэрс; не сумел я и определить, влекли ли его за моря саркофаги древних египетских династий, раскопки в Микенах или соблазны Хорсабада и Баальбека. Я лишь знал, что он порой бесшумно и таинственно исчезает и так же тихо возвращается в положенное время к своим трудам; немногословие так глубоко укоренилось в нем, что могло показаться грубостью.
Старая экономка и я, не считая доктора и мисс Евфимии, были единственными обитателями ветхого особняка. Мы занимали малую часть первого этажа в одном из громадных крыльев здания. Ни единый посетитель не нарушал нашего одиночества, помимо джентльмена, чьи визиты всегда приходились на периоды отсутствия доктора. Он надолго уединялся с мисс Евфимией, и я подозревал, что здесь имело место давнее увлечение; доктор не высказывал по этому поводу никаких возражений.
Мисс Евфимия, дама сорока пяти лет, ростом была повыше брата, но в остальном внешне очень походила на него. Чтение книг из библиотеки доктора дало ей хорошее образование. Ни за что не смог бы сказать, почему — ибо они едва обменивались и словом — но постепенно я пришел
Вот уже три недели газеты обсуждали невероятное исчезновение мисс Евфимии, и он, единственный из всех людей, ничего об этом не знал! Он взглянул на меня сквозь полуприкрытые веки и произнес с привычной равнодушной сухостью:
— Изложите обстоятельства.
Я отвечал:
— Я был в Лондоне по делам, связанным с вашим имением в Шропшире, и могу лишь повторить показания старой миссис Грант. Мисс Евфимию, как ни странно это звучит, убедили принять участие в похоронах одной леди в Рингльторпе, знакомой ей с юности; она оставалась с друзьями покойной и сюда возвратилась лишь к полуночи. На ней были, похоже, кое-какие старинные фамильные украшения. К часу ночи дом погрузился во тьму; час спустя ночную тишину разорвал пронзительный крик. Миссис Грант ощупью зажгла свечу, выглянула в коридор и увидела смутные очертания человека, бегущего к ней с каким-то необычным оружием, ярко блеснувшим в полутьме — это был, как ей показалось, маленький, жилистый мужчина. Мисс Грант успела захлопнуть дверь, и он тут же принялся яростно в нее колотиться; при этом, как ей почудилось, чей-то голос начал со злобой отчитывать нападавшего. Но здесь ее свидетельство становится совсем запутанным; через несколько часов она пришла в себя, поспешила в спальню госпожи и нашла комнату пустой.
— Иными словами, бриллианты исчезли?
— Исчезла сама мисс Рапхаш.
— А бриллианты?
— Украшения лежали на туалетном столике, там же, где она их оставила. К ним никто не прикасался.
— Очевидно, убийца явился не ради грабежа.
— Безусловно. Он или они, правда, взяли некоторые ценности из вашей комнаты и из моей, на общую сумму в четыреста фунтов.
— Но хоть что-то удалось отследить?
— Нет. Кое-что из пропавшего было найдено, но не «отслежено».
— Найдено где?
— В кустах прямо под балконом южного крыла.
— Странные грабители. И тело сестры нашли...
— Нигде не нашли.
— Тело зарыли в парке.
— Определенно, нет. Парк самым тщательным образом обыскали.
— Значит, сожгли.
— Не в доме, и опять же не в парке. По какой-то жуткой причине тело унесли.
— И его нет сейчас в доме, к примеру?
— Нет — если только можно доверять скрупулезнейшим поискам в самых темных закоулках.
— Пятна крови были?
— Несколько, на кровати.
— И никакой зацепки?
— Только одна. Судя по всему, убийца или один из убийц снял ботинки перед тем, как войти в дом, а после, убегая, позабыл о них, что само по себе довольно загадочно.
— Все очень просто. Он надел ваши или мои.
— Нет. Ботинки были огромного размера; будь его нога и втрое меньше, он не влез бы в вашу либо мою обувь.
— И все же миссис Грант утверждает, что видела человека маленького роста; странно, что у него были такие громадные ступни.
— В таком случае, вполне понятно, что нападавших было несколько.
— Однако я склоняюсь к гипотезе, что убийца действовал в одиночку; если мужество или память изменили одному, он мог еще бросить бриллианты, но двое — вряд ли. Миссис Грант, в расстройстве чувств, могла ошибиться в оценке его роста; и в ходе моих собственных антропологических исследований я сталкивался с подобным несоответствием роста и размера ступней — ведь у человеческих существ иногда сохраняются обезьяньи черты.
— Есть еще кое-что, — сказал я. — Ботинки оказались непарными.
— Но это же зацепка! — воскликнул доктор. — Убийца у меня в руках. Теперь вы рассказали все?