Важнее, чем политика
Шрифт:
Виталий Манский. Я сегодня писал рецензию на фильм молодого режиссера, который снял картину о встрече бывших супругов. По воле режиссера расставшиеся муж и жена проводят вместе выходные на даче. Но проблема в чем? Муж когда-то заразил жену СПИДом, и оба обречены. И как-то пробуют общаться – через неизбежно возникшую пропасть. «Казнить нельзя помиловать». От того, где ты, режиссер, поставишь запятую, во многом зависит судьба человека, которому адресована эта фраза. У тебя ответственность за эту запятую.
Ведущий/Александр
Виталий Манский. В том и вопрос. Сидишь, занеся ручку над листом бумаги…
Голос из зала. Анонимный, как в социологическом опросе. По поводу фразы «Казнить нельзя помиловать». В отношении Кати вы запятую поставили после слова «казнить». Потому что как режиссеру вам хотелось, чтобы ваш фильм смотрели. И вы осознанно пошли на то, чтобы все узнали ее историю. Почему сделали такой выбор?
Виталий Манский. Принимается вопрос. Есть люди, чья профессиональная задача спасать души. Есть даже мои коллеги-документалисты, которые считают, что режиссер и священник – близкие или тождественные профессии. Я так не считаю. Более того, я знаю доподлинно, что напротив дома, в котором живет Катя, находится храм. Там есть батюшка. И конкретно этот батюшка сказал, что не его задача разбираться, что вокруг происходит. Конкретно этот батюшка, не абстрактный какой-то. Он сказал: «Вот если бы она пришла и покаялась, я бы ей объяснил».
У этой Кати есть мама, учитель русского языка и литературы, которая выучила не одно поколение детей. При этом за занавеской у этого учителя жила собственная дочь, чье мировоззрение, мягко говоря, не совпадает с тем, чему учит классическая литература. Я не снимаю с себя ответственность. Более того, обратите внимание, я сам вывел разговор в плоскость ответственности. Ведь до этого меня никто не спрашивал. Я говорю, что это меня очень тревожит. Но это не значит, что я должен завтра быть на трех вокзалах, встречать поезда и спасать провинциальных девушек, которые едут покорять Москву.
Еще ужесточу свой ответ. Я искренне верю, что наша конкретная Катя, снявшись в фильме, спасла не одну другую Катю. Вы, конечно, остаетесь при своем мнении.
Голос из зала. Тот же самый. Чуть смущенно. Нет, я не то чтобы… Просто это долгая полемика. Но все равно у вас был момент выбора, и вы, грубо говоря, отодвинули на обочину судьбу одного человека. Она для вас менее важна, чем некое социальное явление, которое вы исследуете.
Виталий Мански. Давайте тогда изменим ваш вопрос. Если бы Катя (задаете вы мне вопрос) сказала: да, вы можете дать мне, допустим, 3 тысячи долларов и я не пойду продаваться в отель. Вот здесь, наверное, я бы задумался и возможно (не факт, но возможно) пошел бы на то, чтобы поступить вот так непрофессионально, не кинематографически. Но разговор в машине с Катей был не пять минут, мы просидели в машине часа четыре. И вопрос, что я могу сделать – не единственный, который был в этом направлении задан. Катя четко для себя определила свой вектор и внутренне ни к чему другому не была готова. Это было уже окончательно принятое решение.
Мог ли я (вы
Голос из зала. За наивность?
Ведущий/Александр Архангельский. За человечность.
Виталий Манский. Да, я согласен, за человечность. Она человек.
Но перескакиваю на другую тему, хотя и смежную. Вы видели в фильме эпизод с кастингом для реалити-шоу. Парню задают вопрос, будет ли он есть дерьмо из миски, если заплатят сумасшедшие деньги. Я уверен, что если перед парнем все-таки поставят миску, он не станет завтракать. А девушка, которая заявляет о готовности продать родителей, их в реальной жизни не продаст. Но опасно другое. То, что сегодня это вообще произносится вслух. Фраза про дерьмо и про предательство пока шокирует всех. Завтра она будет произнесена еще громче, еще жестче – и шокирует гораздо меньшее количество людей. Послезавтра никто не обратит на нее внимания. И так далее. Происходит постепенная мимикрия, смещение акцентов… Абсолютно расхожая фраза: «Футбольный клуб продал футболиста». У меня в связи с этим вопрос, футболист – он человек или нет? Если он человек, то мы совершенно спокойно присутствуем при том, как люди продаются. Чем это отличается от торговли рабами? Тем, что он дорого стоит? Значит, только цена имеет значение?..
Ведущий/Александр Архангельский. Только тем, что рабство футболиста ограничено во времени и рамками контракта.
Голос из зала. Мария Снеговая. Есть такая идея «милости к падшим». В вашей картине, хотя она абсолютно справедлива, нет любви к людям, которых вы снимаете. Они, конечно, показаны такими, какие они есть. Но мы-то, мы имеем право их судить? Мы-то кто, чтобы их судить? Почему вы их не любите? Они же люди, даже мать одной из героинь, которая надела длинные кожаные сапоги. Ну, да, она смешная, страшная, но ведь она – тоже человек. В этой картине не видно, что это люди. Видно, что они животные.
Виталий Манский. Знаете, вы правы. Но мне кажется, что любовь нужно заслужить.
Голос из зала. Анна. Собственно, эти страшные вопросы: «На что ты готов пойти за какую-то сумму?», ваши постановочные, или взяты из кастинга «Дома-2»?
Виталий Манский. Я не очень понимаю, что имеется в виду под словом «постановочные». Это кастинг «Дома-2» и других шоу. Снято в разных городах России. Там были вопросы, которые задавали редакторы, и они у нас попадали в монтаж, но были и вопросы, которые задавали мы, конкретно я.