Важный разговор [Повести, рассказы]
Шрифт:
— Ну спи, — сказала докторша. — Это — главное лекарство. Не хочется, а ты спи. Умеешь так?
Ванята кивнул головой. Если надо, он будет спать. Какой тут разговор!
Вслед за докторшей ушла и мать. Потом она прибегала несколько раз с фермы, поила Ваняту теплой скользкой микстурой и заставляла есть жидкую, как мираж, манную кашу.
Сначала Ванята только делал вид, будто спит, потом уснул по-настоящему. Проснулся он часа в два дня. Лоб у него был почти совсем холодный. Но горло все еще болело, и в голове кто-то
Он опустил ноги с кровати, нашарил там тапочки и осторожно, будто по скользкому, гибкому льду, пошел по избе. Разыскал в чемодане тетрадку и, придерживаясь рукой за стенку, пошел к кровати.
Долго лежал, собирал мысли, потом положил тетрадку на книгу и стал писать. Письмо получилось короткое и невеселое.
«Здравствуй, дорогой друг Гриша Самохин!
Я живу ничего. Только заболел, и мне сделали три укола. Письмо я твое получил давно. Я тебе уже написал два письма, а ты до сих пор молчишь. Я хотел сам поехать в село и узнать про то дело, о котором ты писал. Но тут было такое дело, что я сразу не мог поехать. Я тебе потом все напишу. Наверно, ты, Гриша, все перепутал. И я не могу тебе сразу поверить. Ты мне напиши все подробно про отца, а то я тут волнуюсь и целыми днями переживаю.
Ванята свернул письмо вчетверо и спрятал его под подушку. Ему снова захотелось спать. Теперь сон был легкий и чистый. Говорят, в такое время люди растут, а некоторые, кому это надо, выздоравливают. Ванята спал долго. Когда он проснулся, солнце переместилось из одного окошка в другое, светило прямо в лицо. Он открыл глаза и увидел Марфеньку. Она сидела на табуретке возле кровати и читала книгу, на которой Ванята писал письмо своему другу.
— Здорово ты спишь! — сказала она. — Я уже целый час сижу. Аж спина заболела. Ты лежи. Я тебя сейчас кормить буду. Меня мать прислала.
Марфенька встала и пошла к посудному шкафчику. На нем уже мерцала красным слюдяным глазком керосинка, грелась кастрюля с борщом. Марфенька подкрутила фитили, потрогала ладонью кастрюлю.
— Откуда у вас такая сноповязалка? — спросила она и, оттопырив губы, дунула в керосинку. — Ее еще Павел Буре изобрел.
Ванята усмехнулся.
— Павел Буре — капиталист. Часы выпускал. У деда Антония такие были. Как звери ходят!
— Много ты знаешь! — возразила Марфенька. — Ложки у вас где?
Марфенька разыскала ложку, налила в мисочку борща и понесла к Ванятиной кровати. Села рядом, с любопытством и сожалением смотрела, как ел Ванята, проливая борщ в миску.
— Ты от переживаний заболел? — спросила она.
— Нет. Это у меня так — от горла…
— А Пыхов Ким говорит — от переживаний. Мы про тебя сегодня говорили.
— Что говорили?
—
— Врет он, Ким!
Марфенька поджала губы, склонила голову набок, будто решала какую-то сложную, заковыристую задачу.
— Конечно, врет, — согласилась она. — Ты подожди, я тебе сейчас чаю налью.
Марфенька подошла к шкафчику, налила чашку чая, вытащила блюдце с колотым сахаром.
— Пей, а то мне на ферму идти…
Она села на краешек стула, будто на шесток, смотрела, как пьет Ванята горячий, круто заваренный чай.
— Ты чего вхолостую пьешь? — спросила она. — Ты с сахаром!
— Ну его. Не люблю…
Марфенька удивленно подняла брови. Помолчала, взяла с блюдечка кусочек сахара и, причмокивая, начала сосать.
Смотрела за окошко и, наверно, думала: какие странные и непонятные еще встречаются люди — фасонят или в самом деле не любят вкуснейшей в мире штуки, сахара…
Глава шестнадцатая
МАТРИАРХАТ
Седьмой день лежал Ванята в постели, глотал противную микстуру. Ребята валом валили к нему. Уйдет один, и снова скрипит дверь, шелестят свертки с подношениями. И кажется, совсем не друзья были, а вот поди ж ты!
Забрел как-то в полдень к нему и Ваня Сотник. Он заметно похудел, вытянулся и как будто бы повзрослел. Комбинезон Сотника был в темных, расплывшихся пятнах, насквозь пропах машинным маслом, землей и степным солнцем. Сотник протянул Ваняте темную и тоже замасленную руку и строго сказал:
— Я на минуту. За подшипниками послали. Запарка у нас там… Как живешь?
— Тебе что — интересно?
— Просто так. Тоже скажешь!
— Чего спрашиваешь, если просто так?
Сотник посмотрел на табуретку, хотел сесть, но передумал.
— Узнать пришел. Ты ж больной. Температура, говорят…
— Ну и больной. Лекарства вон пью. Видишь?
— Я не про лекарства. Тоже скажешь!
— А других новостей нет. Были — и все вышли…
— Чудной ты, — задумчиво сказал Сотник. — Право слово, чудной…
— Какой есть.
— Вижу! Верно парторг сказал — как дикобраз!
Ванята даже зубами заскрипел.
— Он не так говорил! Не ври!
— А ты что — подслушивал? Раз говорю, значит, знаю…
— Много ты знаешь — оргвопрос! Я еще на станции понял, какой ты!.. Единоличник!
Глаза Сотника потемнели. На щеках — справа и слева — заиграли тугие желваки.
— Ну ладно, если так, — глухо сказал он. — Я думал, ты парень серьезный… Я пошел. Мне тут некогда треп разводить!
— Я разве держу! Иди… В болото опять не свались…
— Тебя позову выручать. Ты, вижу, бедовый на язык!..