Важный разговор [Повести, рассказы]
Шрифт:
— Пожалели тебя, дурака, — сказал он без всяких предисловий, — а ты ходишь теперь и воняешь. Тебя же Сашка Трунов без соли мог сожрать. Сашке на все плевать! Я парторгу про все лично докладывал. Так, говорю, и так, правильно оргвопрос решили или нет?
Ванята вскинул голову.
— Чего он сказал? — спросил, не дыша.
— Сказал: поживем — увидим. Больше ничего. Что про тебя говорить, и так все ясно…
Ванята вспыхнул. Едва сдерживаясь от злости и нетерпения, стал сбивчиво, через пятое на десятое, объяснять, как все случилось. Сотник слушал
Пыхов закончил работу, пошел к тетке Василисе. Они стояли в стороне, о чем-то тихо говорили и поглядывали на Ваняту. Сердце его тихо и больно сжалось.
Затем Пыхов подошел к Сотнику, вынул из комбинезона записную книжку, что-то нацарапал карандашом и сказал:
— Дуй в правление, председателю отдашь. Солидолу подбросить надо.
— И не подумаю! — сказал Сотник. — У нас этого солидолу вон сколько. Тоже сказали!
Пыхов молча выслушал Сотника, взял с верстака деталь, над которой мараковал, и пошел по жнивью в степь — грузный, широкоплечий, в кирзовых, порыжевших возле носков сапогах.
Сотник посидел несколько минут над баком с керосином, потом отряхнул руки, вытер паклей, поднялся.
— Сам тут домывай, — сказал он. — Тоже мне выдумали — солидол!
Свистнул в руке Сотника кнут, загремела телега, на которой приехал Ванята.
— Эй, Вань! — крикнула вдогонку тетка Василиса. — К тете Груше не забудь. Скажи — Ванята тут заночует. Ты чуешь, чи ни?
— И не подумаю! — донеслось с телеги. — Тоже мне скажут!
Тетка Василиса, подбоченясь, смотрела на Сотника. Телега свернула на межу, скрылась из глаз. Среди хлебов, будто бы сама по себе, плыла дуга с железным колечком наверху.
— Ну до чого ж гарный хлопчик! — сказала тетка Василиса. — Ну просто тоби мужчина! Ты погуляй, Ванята. Зараз вечерю готовить буду. Скоро хлопчики наши прийдут.
Ванята побродил вокруг тетки Василисиной кухни, поднялся, будто на корабль, по железной стремянке в вагончик трактористов. Справа стояли двухэтажные нары, лежали подушки, матрасы, чьи-то брошенные наспех полосатые штаны. На стене — выцветшие лозунги и девушка с распущенными волосами из журнала «Огонек». Возле окошка — прикрепленный насмерть к полу стол. На нем лежала книжка «Основы тракторного дела. Практический курс».
Ванята полистал «Практический курс» и вдруг увидел перед собой мальчишку в полосатой тельняшке и синем комбинезоне. Наверняка догадался Сотник, что драпанул Ванята из дому. Его разоблачили, раздели догола, уничтожили! Погоняет сейчас Сотник лошадь и думает: «Вот шатун, ну и шатун, черт побери!»
А главное, никому нельзя рассказать про свою беду — почему с матерью поссорился, почему сцепился с Сашкой Труновым. Много этих злых, ядовитых «почему» собралось на беду Ваняты. Но он же не о себе лично заботился. Сашка приклеил им с матерью кличку «шатунов». А ему стало обидно, хотелось, чтобы в деревне знали настоящую правду про его мать и вообще про всю фамилию Пузыревых. Ему лично, если так, ничего не надо… На свекле он, конечно, свалял дурака. Но должны же и они
Солнце закатилось, но в степи все еще было светло. Только в овраге стоял узкой полосой дымный, густой туман. Тетка Василиса жарила молодую картошку с салом. В печурке загадочно светился багровый огонек, звал в какие-то далекие дали. А куда — неизвестно…
Вскоре появились трактористы. Усталые, чумазые, как черти. Мылись возле вагончика. Ванята сливал из кружки на загорелые нестриженые затылки, держал наготове вафельное полотенце.
— Не жалей! — покрикивали трактористы. — Поливай!
Стемнело. Из вагончика вытащили длинный черный шнур с лампочкой-переноской. Ярко вспыхнул на воле огонек. Все погасло вокруг — и поле, и вагончик, и тетка Василиса, которая накладывала картошку в глубокие железные миски. Только у стола дымился светлый круг. Был виден и высокий непочатый каравай хлеба, и разложенные по порядку ложки, и кружки с тенью от ручек, и озаренные снизу лица трактористов.
Ванята съел миску картошки, выпил пахучего, терпкого чаю, который тетка Василиса заварила на вишневых веточках, и немного повеселел. Все казалось теперь чуточку проще, а жизнь — доступней и лучше. Молоденький вихрастый тракторист предложил Ваняте сгонять разок в шахматы. Расставив локти на столе, Ванята склонился над доской.
Тракторист играл не торопясь, долго обдумывал каждый ход. Поднял фигуру и, прицеливаясь, куда ее поставить, спросил:
— Ты в самом деле в колодец лазил?
Ванята вздрогнул.
— Врут! — неохотно сказал он. — Кольцо само в ведро попалось…
— И я тоже так размышляю, — ответил тракторист. — Там же прямо тебе шахта! Тетка Василиса сколько меня подъялдыкивала — лезь, мол, и все… А играешь ты ничего. Мастак!
Вскоре тракторист объявил «мастаку» мат. Поднялся довольный, с хрустом расправил плечи и сказал:
— Айда спать, а то уже туман в глазах.
Постелили Ваняте на втором этаже. Вихрастый тракторист раздевался внизу, разглядывал в полумгле портрет девушки из журнала и вздыхал. Заскрипели доски. Тракторист лег рядом, сказал сам себе: «Н-да, вот это ягода» — и затих.
И тотчас где-то очень далеко, возможно, на самом краю света, взвизгнула гармошка. Потом снова пришла тихая, глухая тишина. За окошком вспыхивали порой и пропадали желтые огоньки-светляки. Это работал в ночную отец Пыховых…
В тишине хорошо спится, приходят тихие сны. Ваняте приснился отец. Он был не такой, как на карточке, но все равно похожий. В солдатской, выгоревшей на плечах гимнастерке, в больших, как у тракториста Пыхова, сапогах. Они шли по лугу. Вокруг цвели ромашки, клонила к земле сизые кисточки люцерна, дымились желтые огоньки сурепки.
«Люблю я тебя без памяти! — сказал отец. — Думаешь, легко мне было вот такому возвращаться. Лицо, видишь, какое? После пожара это…»
«И я тебя люблю, — признался Ванята. — На всю жизнь!»