Вчера будет война
Шрифт:
Это целое искусство – надоесть попутчику всего за 30 минут. На третьей минуте Сидор Егорович Сирко предложил перейти на «ты», на пятой – выволок из портфеля бутылку беленькой (судя по звяку – не единственную), крутые яйца и курицу в газетке. На пятнадцатой – «тонко» намекнул, что на недавно возвращенной в лоно братских советских народов территории еще можно делать дела (хотя, конечно, уже не так, как годом раньше), и по доброте душевной предложил «товарищу инженеру» свести того с нужными людьми. Ведь есть же у товарища инженера супруга? Нет? Ну значит, должна быть, хе-хе, любовница. А женщины – они ж любят тонкое обхождение и, хе-хе, тонкое бельишко.
Лейтенант отмалчивался, лишь изредка бросая короткие реплики, а чаще – понимающе усмехаясь. Человек был не из органов, там, конечно, были гениальные опера-актеры, но принять
– А что ж вы не пьете, Владимир Оттович? – Сосед не умолкал ни на минуту. – Давайте-ка выпьем за гладкую дорожку. Вон курочкой закусите, не побрезгуйте! А вот яички, только с утра из-под курочки, хе-хе.
– Благодарствую! – Вот и решение. Отхлебнуть полглотка, этот все сто грамм засадил, какие же русские алкоголики, прав все-таки Гитлер – недочеловеки. – Курицу, пожалуй, не буду, а вот яичком – угощусь, спасибо.
Кооператора хватило еще на полтора часа. Практически в одиночку уговорив поллитру (у Прунскаса осталось еще пол-стакана), он неловко завалился на свой диван и захрапел. Лейтенант взял так и не облупленное яйцо и пустой стакан, прошел к титану за кипятком. Проводник посмотрел неодобрительно – уплывали чаевые – но ничего, естественно, не сказал. Оставив стакан и яйцо на полочке у титана, прибалт вышел в тамбур, покурил. Яйцо нагрелось. Вернувшись в купе, Прунскас достал из дорожного саквояжа пачку прихваченных с собой документов, выбрал наиболее подходящий. Под богатырский храп толстяка прокатил аккуратно очищенным яйцом по печати, затем – по первому из прихваченных бланков. Получилось вполне приемлемо, да еще и с первого раза. Что ж, цивилизованному европейцу аккуратности не занимать. Дотошной проверки печать, конечно, не выдержала бы, но тут уж точно – за неимением гербовой…
Убрал бумаги в саквояж, еще раз покурил в тамбуре. Отправил яйцо на шпалы, в промежуток между вагонами. Мелькнула мысль – съесть вместе со штампом, но природная чистоплотность не позволила. Ничего, птицы склюют. За окном проносилась тьма, лишь изредка разрезаемая огоньками. Вернулся, легким движением забросил себя на верхнюю полку и лег спать с полицейским «вальтером» под подушкой.
К Бресту поезд подходил ранним утром. Вопреки ожиданиям, прощелыга-кооператор с похмелья не страдал, подскочил в пять утра, за окном едва светало. Слава богу, больше бутылок из пузатого портфеля не появлялось – дескать, предстоит много хлопот, нужно встречаться с нужными людьми, вы же, товарищ инженер, понимаете. Заказали у проводника чайку. Зато из того же портфеля на газетку перекочевала сочащаяся жиром колбаса, коию кооператор принялся жизнерадостно нарезать. От угощения «инженер» опять отказался, нервы все-таки подшаливали. Хотелось пристрелить толстяка, но такую роскошь Владимир, нет, теперь уже снова Валдис Прунскас, позволить себе не мог. Приходилось терпеть. Наконец проводник в коридоре зычно объявил, что до Бреста осталось полчаса и предложил собираться. Подхватив саквояж, Валдис извинился и вышел в уборную. Когда по истечении трех минут он вернулся, вчерашний кошмар был отмщен. Кооператор в немом ужасе глядел на «инженера», затянутого в слегка помятую в саквояже, но щегольскую форму, слепящую глаза малиновыми петлицами.
– Что же вы так неаккуратно, Сидор Егорович? – Аристократический палец указал на стол, где под слоем колбасных кружков на первой странице «Известий» красовался заляпанный жиром и изрядно порезанный ножом портрет Сталина, – нехорошо это.
Кооператор бросился собирать колбасу, уронив пару кружочков на брюки. Впрочем, тем уже было все равно – пятном больше, пятном меньше. Попытался рукавом вытереть жир, но только разорвал и так уже надрезанную бумагу. Лейтенант с иронической улыбкой наблюдал за суетящимся толстяком, откинувшись в углу. Тот, наконец, осознал тщетность попыток и затих, сгорбившись. Считаные минуты назад румяное, лицо попутчика теперь было мертвенно бледным. Хоть бы инфаркт не схлопотал,
Прунскас с достоинством поднялся, откозырял полумертвому попутчику и, не задевая (сами жались по сторонам) других пассажиров, вышел на перрон. Постоял, покурил. Все разошлись, даже бедняга-кооператор уковылял в обнимку с портфелем, прячась за спины. Наверное, забьется в какую-нибудь вшивую гостиницу, будет глушить оставшуюся водку и ждать, когда за ним придут. Пусть ждет.
На привокзальной площади мельком предъявил патрулю документы, огляделся. Рядом с ящиком мороженщика и будкой чистильщика сапог примостился мелкий лоточник – классический еврей, совершенно местечкового вида. Сначала – к чистильщику. Если идешь брать службу на арапа – что-что, а сапоги должны сиять. Затем подошел к лоточнику. Хорошие шведские спички, немецкий фонарик-коробочка с набором светофильтров. Вот ведь торгашеская нация, немцы их прямо в синагогах жгут, а этот кустарь-одиночка наверняка с ними свои гешефты и ведет, пусть и через посредников. Хотя он же, наверное, не знает…
Лоточник, почуяв богатого клиента, сыпал словами не хуже, чем этот, как его… газетный террорист-кооператор. За то время, что лейтенант опробовал фонарик, он узнал, что торговля, конечно, уже не та («спасибо, мне уже сообщили»), но что если товарищ командир желает, то можно найти многое; что Советская Власть, шоб ей было хорошо, с прошлой недели активно вербует местных жителей куда-то на Урал вместе с семьями. Но какая, азохэнвей, на Урале торговля? Там же одни заводы, на которые поехали одни гои или голытьба вроде Рувима Блюмшмита или Изи Малкина. А вот если товарищ командир желает наилучшие французские кондомы…
Товарищ командир наилучшие французские кондомы пожелал. Не торгуясь, взял сразу десяток. После чего выслушал информацию о том, где собираются лучшие девушки города, и массу пожеланий хорошо отдохнуть. Расплатился сотенной и даже получил сдачу, в основном – медяками.
Теперь следовало четко рассчитать время. Карту погранрайона Прунскас изучил еще в поезде, сразу по отъезде от Москвы. Дорога до интересующей его заставы должна была занять часа два, следовательно, полдня нужно было где-то убить. Для начала зашел в ресторан и наконец-то позавтракал. Затем посетил оба местных кинотеатра. Время утекало, его уже должны были хватиться, но запас еще должен был остаться. Единственный в мире мобильный телефон был у него, да и тот без сети базовых станций малополезен. А по обычному телефону…
В кинотеатре посмотрел «Семеро смелых», затем в другом – какую-то пафосную лабуду «про шпионов». Это было ошибкой – фильм был бездарным, а жанр только усугубил нервное напряжение. Пришлось зайти в рюмочную и принять пятьдесят под селедочку. Это помогло.
По ступеням здания НКВД-НКГБ лейтенант взлетел внешне уверенным и деловым. Предъявив на посту удостоверение, поинтересовался, получена ли телефонограмма из Москвы. Телефонограмма была, естественно, получена, машина с водителем будут готовы через полчаса. Отметив пребывание (хорошо получилось – предвоенная лихорадка уже потихоньку раскручивалась, но параноидальная бдительность еще не успела развиться), потребовал на этот срок помещение для работы, с пишущей машинкой. В кабинете, запершись изнутри, открыл саквояж, достал мобильник. Распаковал презервативы, один за другим натянул три из них на аппарат, перевязав суровой ниткой каждый по отдельности. В остальные семь упаковал часть документов – какие влезли. Остальные бумаги переложил в распухший планшет. Достал один из «прокатанных» в поезде бланков, отпечатал недостающий, но крайне нужный документ. В столе оказались конверты и сургуч. Печать, конечно, не добыть, придется запечатывать своей, персональной. В любом случае это уже неважно.
Ровно через полчаса, сдав ключи и оставив на хранение саквояж (кроме гражданской одежды, там все равно уже ничего не осталось), спустился во двор, к выделенной ему «эмке». Водитель дорогу до нужной заставы знал. «Вальтер» в кармане приятно тяжелил бедро, табельный «ТТ» на поясе особо не мешал. Охрана распахнула ворота, машина вылетела на улицу. Все. Теперь вряд ли догонят. Маршрут знает только водитель, остальным он не докладывался. Даже то, что он едет на заставу, а не, к примеру, в горком партии, не известно никому. Укачавшись на ухабистой брусчатке, лейтенант незаметно для себя заснул.