Вчерашний скандал
Шрифт:
— Проклинаю вас, проклинаю вас! — кричала Оливия. — Проклятые, упрямые камни! Вы же не сфинкс, черт бы вас побрал! Там внутри что-то есть, и мы оба знаем это! — Оливия ударила по каменной стене антресолей своим молотком.
— Не надо…
— Ой! — Молоток с лязгом упад на пол.
— Не бей так сильно, — пробормотал Лайл и, положив свой молоток, подошел к Оливии. Она терла руку. Лайл отвел ее руку в сторону и стал растирать. — Стучать надо осторожно.
— Я не создана для этой работы. Я не понимаю, зачем стучу. Не знаю, что я слушаю.
16
Известный итальянский путешественник, занимался исследованием египетских древностей.
— А что делал Бельцони? — спросил Лайл.
— Ты знаешь. Сам как-то объяснял мне. То, как он смотрел на сооружение и замечал какие-то отличия в песке или в камнях вокруг. Именно так он нашел вход во вторую пирамиду. Он рассказал об этом в своей книге. — Оливия ткнула рукой в стену. — Разве ты не можешь просто посмотреть?
— Я смотрел. Но это совершенно другое. Это не погребено под песком и камнями. Я не знаю, что ищу.
Лайл уже не растирал ей руку, но вдруг понял, что по-прежнему не выпускает ее из своей руки. Осторожно и мягко отпустив ее руку, он отступил на шаг назад.
Пять дней.
Это довольно много времени. Все это время они были заняты, просматривая бумаги и книги Фредерика. Но не за закрытыми дверями. Они отнесли книги и документы вниз и работали в главном зале, он — с одной стороны стола, Оливия — с другой.
Они не говорили об этом вслух. В этом не было необходимости. Ситуация вышла из-под контроля, и даже Оливия признала это. Даже она понимала, что они на грани, и даже она, такая бесстрашная, отступила назад.
«Мы погубим друг другу жизнь… Я не стану довольствоваться вторым местом в сердце мужчины».
— Где наша бумажка с разгадкой? — спросил Лайл.
— Где-то на полу, — ответила Оливия. — Я ее отбросила и лучше бы никогда не видела.
— Никогда не напоминай мне и не проси, чтобы я взял тебя на раскопки.
— Как будто ты взял бы!
— Я бы взял, да только ты умрешь от скуки. Или убьешь кого-нибудь. У тебя совершенно нет никакого терпения.
Оливия стремительно развернулась, так что юбки всколыхнулись, и бросилась на одну из скамеек, которую оставили работники.
Лайл нашел пожелтевшую от времени бумажку, которую она кинула в сторону, и сосредоточился на ней. Значки не соответствовали тем, что были на стенах. На стенах присутствовали инициалы и значки каменщика. Каждый оставлял после себя какой-то значок. Точно так делали гости на большой кровати из Уэра.
— Оказывается, ты думал об этом, — подала голос Оливия. — О том, чтобы взять меня с собой на раскопки.
Он думал об этом больше, чем отдавал себе отчет. Когда Лайл впервые увидел пирамиды и сфинкса, он подумал о ней. Каким было бы выражение ее лица и что бы она сказала. Он бы вошел в гробницу и…
— Я иногда думаю, как это было бы: повернуться к тебе и сказать: «Посмотри на то, посмотри на это, Оливия». Да, я иногда думаю об этом.
— О!
— Первое мгновение открытия — самое волнующее и восхитительное. Тебе бы понравилось. Но этому предшествуют часы и дни, недели и месяцы нудной, скучной работы.
— Во время которой ты забыл бы о моем существовании.
— Ты могла бы принести мне чашечку чая, и это напомнило бы мне о тебе.
— Для этого у тебя есть Николс, — заметила Оливия.
— Ты могла бы снять с себя всю одежду.
— И танцевать обнаженной среди пустыни?
— Ночью, — добавил Лайл. — Под звездным небом. Ты никогда не видела таких звезд, таких ночей.
— Звучит божественно, — тихо сказала Оливия и вскочила со скамейки. — Но я знаю, что ты делаешь. Ты пытаешься соблазнить.
— Не говори глупости.
Неужели он и в самом деле делает это? Возможно…
— Я тебя знаю, Лайл. Я знаю тебя лучше других. Твоя совесть помаленьку таяла, таяла ночь за ночью. И ты разработал коварный план моего падения. «Я соблазню ее», — решил ты. И потому, что ты знаешь меня лучше других, кроме матери, разумеется, ты знаешь способ, как это сделать.
«Неужели? Неужели это было так?»
— Терпения во мне больше, чем ты думаешь, — Оливия приблизилась к Лайлу, — но я не в настроении. Эта несчастная трагическая страсть не для меня. Дай мне еще раз взглянуть на эту проклятую бумажку.
Египет. Танцевать обнаженной в пустыне под звездами.
Он казался ангелом — золотистые волосы, отливающие серебром глаза. Но у него был несносный характер. Оливия взяла у него бумагу и заставила себя сосредоточиться.
На рисунке были две стены, шириной по двенадцать футов. Внутри квадратиков, символизирующих камни, разместились крошечные значки и цифры.
Примерно на четверть выше рисунка стены, справа, был символ.
— Вот этот, смотри, — сказала Оливия. — Он не похож на остальные, да?
— Думаю, это клеймо каменщика. Похоже на буквы «ГЛ», перечеркнутые стрелой. Если это стрела, то она указывает влево.
— Но где это? — спросила Оливия.
Они оба подошли к восточной стене и стали искать значок. Ничего.
Они перешли к западной стене и пристально изучили ее. Ничего.
— Этот знак должен быть на одной… — Оливия замолчала. — Если только мы ищем не то, что надо.
Слова и образы смешались в голове Оливии. Что там сказали дамы? Что повторил Лайл?
— Помнишь, я сказала, что рисунок стены такой откровенный, а ты ответил, что карты всегда откровенные? — спросила она.
Лайл взглянул на значок, потом посмотрел на стену.
— Стрелка, указывающая на место?
— Если имеется в виду западная стена, — размышляла Оливия, — то стрелка, возможно, указывает на окно.
— Но почему «ГЛ»?
— Это рисунок твоего кузена. Что, если это — одна из его шуток? — заметила она. — У стен есть глаза и уши. Смотрите вниз.
И в этот момент Оливию осенило. Город на большой скале. Город, в котором Фредерик Далми провел последние годы своей жизни.
— Эдинбург, — произнесла Оливия. — Он бы подумал, что это будет забавно.