Вдохновенные искатели
Шрифт:
Вот когда положение осложнилось. Мыши не заболели. Что бы это значило? Многолетними опытами ученые Европы установили, что белые мыши подвержены персидскому возвратному тифу. То обстоятельство, что возбудитель болезни не обнаруживался в организме зараженных животных, ставило под сомнение самый характер заболевания и способность клещей быть переносчиком его, иначе говоря – опрокидывало свидетельства коренного населения и малярийных разведчиков, дорого поплатившихся за него.
– Ничего страшного, – спокойно резюмировал ученый, – мыши, видимо, не подвержены клещевому возвратному тифу. Спирохета не выживает в их организме. Попробуем другой эксперимент.
Легкость,
– Сознайтесь, что вы сейчас не прочь развязаться со мною, – сказал ему в ту пору Павловский, – махнуть рукой на клещей и вернуться к своей медицине. Должен вас предупредить, что это уже невозможно. Физик Паскаль всю жизнь носил вшитую в одежду бумагу. Это было торжественное обещание бросить физику и всецело отдаться религии. Вы понимаете, как бесплодны подобного рода намерения. Бумагу нашли у него после смерти. Тот, кто увяз в науке, из нее уже не выбирался. Паскаль умер философом и математиком.
Через несколько дней Павловский вызвал к себе Москвина.
– Отправляйтесь в Среднюю Азию, заразите клещей кровью больных возвратным тифом и привезите нам побольше крови и клещей. Мы поставим наши опыты шире.
Москвин вернулся в Ленинград с богатым уловом: спирохеты прочно сидели в трехстах клещах.
Еще раз в лаборатории белые зверьки подверглись нападению насекомых, и снова опыты закончились ничем – клещи были бессильны против мышей. Тогда им на смену явились собаки, кошки и овцы, морские свинки и кролики. Клещи правили тризну. Они пили кровь тех и других. Исследователи терпеливо отсчитывали дни и регистрировали свои неудачи.
Дошла очередь до морской свинки. Сто двадцать клещей, битком набитых спирохетами, присосались к животному и заразили его. На девятые сутки у свинки поднялась температура – и начался возвратный тиф. Спирохеты кишели у нее в крови. Уязвимым оказался и кролик – картина его страданий напоминала во многом течение болезни у человека.
«Теперь мы решим, – сказал себе Павловский, – где именно у клеща гнездится зараза и какими путями она передается человеку».
Были пущены в ход препарирование и микроскоп. Ученый потрошил переносчиков и вводил морским свинкам кашицу из отдельных органов клеща. Результаты не заставили себя долго ждать: материал из желудка и яичника, сосудов крови и кишечника клеща вызывал у животного заражение, но всего вернее и быстрее действовала его слюнная железа. Именно здесь была главная квартира врага. Совершенно очевидно: клещ, прежде чем присосаться к животному, впрыскивает ему слюну, богатую спирохетами возвратного тифа.
– Мы установили, – мог наконец сказать ученый сотруднику, – что в естественных условиях Средней Азии находятся клещи, зараженные самой природой. Как это ни странно, опасность коренится в воспетой поэтами натуре, далеко от городов с их тлетворным влиянием. В связи с этим разрешите процитировать вам автора «Эмиля» – Жан-Жака Руссо, его суровое суждение об истоках современных болезней.
Он вынул из кармана памятную книжку, открыл загнутую страничку и прочитал:
– «…Природа не знает этих злейших врагов человеческого счастья; почти все они созданы нами и являются печальным плодом противоестественных отношений нашей среды. Можно сказать, что история гражданских обществ есть в то же время история человеческих болезней…» Рискованное, скажете, утверждение? Не спорю. Наш опыт говорит о другом.
За литературным экскурсом беседа повернула в свое прежнее русло.
– Как вы полагаете, – спросил
Считать работу над возвратным тифом оконченной? Конечно, нельзя! Во-первых, неясно, почему мыши, обычно подверженные возвратному тифу, в условиях лаборатории не заражались. Совершенно неизвестно, какой вид клещей переносит болезнь: тот ли, на который ссылается Джунковский, или другой, заразивший малярийных разведчиков в Средней Азии и морских свинок здесь.
Павловский уже, видимо, над этим подумал, вопросы для него решены.
– Джунковский, – объясняет он Москвину, – вероятно, ошибся. Указанные им клещи не переносят возвратного тифа. Нас заражает тот вид, который заразил наших животных и красноармейцев в Средней Азии. Однако не в этом теперь уже дело, работа не окончена по более веской причине…
Учитель и сам любил крепко подумать и тому же учил своих учеников.
– Не хотите ли вы сказать, – отозвался догадливый помощник, – что не все еще сделано, нужен эксперимент на человеке?
– Вы не ошиблись. В бывшей Максимилиановской больнице врачи лечат паралитиков прививкой возвратного тифа. Направьтесь туда и поставьте несколько опытов. Больным поможете и задачу решите.
Работа Москвина была перенесена в больницу.
Три прогрессивных паралитика, укушенных клещами, вскоре заболели возвратным тифом. Клещи оказались способными передать человеку заразу. Труд исследователя был завершен.
– Мне все-таки неясно, – сознался учителю Москвин, – почему наши мыши не заражались? Неужели Андерсон и Николь ошибались, утверждая, что мыши подвержены возвратному тифу?
– В данном случае, – заметил ученый, – они были правы. Мыши подвержены африканскому и персидскому возвратному тифу и слабо реагируют на среднеазиатский. Наша спирохета решительно отличается от других. Мы, строго говоря, открыли новую болезнь, еще не известную никому…
Этнограф вытесняет биолога
Павловским овладела неспокойная мысль: он должен обследовать границы распространения злополучного клеща – переносчика возвратного тифа, предупредить об опасности всех лечащих врачей, которые принимают эту болезнь за малярию. Такой огромной работы ему одному не проделать, он привлечет себе в помощь других.
Ученый с пятью своими помощниками отправился в Среднюю Азию. В последних числах мая 1928 года экспедиция прибывает в Ташкент, и тут начинается ее горячая деятельность. В Среднеазиатском университете Павловский читает лекцию «О современных взаимоотношениях между зоологией и медициной»; в Ашхабаде другую – «Очередные задачи паразитологических исследований в Средней Азии»; в городе Душанбе, столице Таджикистана, – третью, на общую тему; тут же четвертую – о среднеазиатской экспедиции; пятую – общему собранию членов профсоюзов «О животных – вредителях здоровья человека в Таджикистане». В перерывах между лекциями он совершает поездки по кишлакам, делает обширные записи литературного характера. «Дорога в Ромит, – напечатал он потом в биологическом журнале свои впечатления, – каменистой тропой ведет через отрог, упирающийся в реку, с подпертыми карнизами на обрывистых скалах, частью заложенный у основания скалы прямо в реке, переход которой вброд невозможен, а через колеблющиеся мосты – тяжел и опасен…» Увлеченный панорамой, ученый продолжает на страницах журнала: «…Ромит оказался живописно расположенным горным кишлаком, лежащим на стыке трех узких горных долин…» Все это понадобилось автору, чтобы сообщить об одном случае слоновой болезни в этом районе.