Вдоль по памяти. Бирюзовое небо детства
Шрифт:
Вполне обычные, невыразительные на первый взгляд, братья Поляковы - Владимир и Анатолий отличались особой скрупулезностью, граничившей с педантизмом. Они знали, казалось, все породы голубей, стандарты, особенности полета, содержания и лечения птиц. На свою скромную зарплату они много ездили по Союзу, бывали на выставках за границей.
Наряду с медалями и вымпелами они привозили литературу по голубеводству, о которой тогдашние голубеводы имели самое отдаленное представление. Взяв в руки голубя, Владимир Александрович, казалось, одним взглядом охватывал все достоинства и недостатки
Профессорского вида, вальяжный, в чем-то даже барственный, Виктор Ульянович Слизин. Жил он в многоквартирном доме на углу Бендерской и бывшей Ленина. В глубине двора, почти в самом углу на сваях стояла его голубятня. Несмотря на огромную разницу в возрасте, он всегда находил несколько минут для общения со мной, молодым студентом.
Сдержанный в начале разговора, в процессе обсуждения он, как говорят, разогревался, увлеченно рассказывая детали, которых в книгах и журналах не найдешь. На птичьем рынке он вел неспешные разговоры, деликатные суждения в спорах выдавали его высокую интеллигентность.
Колоритной фигурой птичьего рынка 60-70-х был дед Мойше. К глубокому сожалению, никто из знакомых охотников того времени фамилии его не помнит. Он сохранился в памяти большинства голубеводов как Мойше. Худой, невысокого роста, сутулый, он был достопримечательностью птичьего рынка. Он выносил на продажу в основном голубей под заказ. Мойше, сам напоминавший небольшую горбоносую птицу, выискивающую зерно, находился в постоянном поиске голубей.
Приходя на рынок одним из первых, он присматривался к выставленным на продажу голубям, приценивался. Облюбовав нужного ему голубя, он начинал торговаться, беря продавца измором. Купив, он немедленно относил приобретенную птицу в отдельную пустую клеточку. Старожилы рынка весело и по-доброму посмеивались, незлобно шутили. Порой казалось, что без Мойше и базар не базар.
Жил Мойше в небольшом одноэтажном домишке с семьей сына на узенькой улочке, между ул. Пушкина и тогдашним Проспектом молодежи, нынешним Григоре Виеру. Та улочка осталась только в памяти. Сейчас на том месте высятся многоэтажные элитные дома. Левую половину небольшого двора венчала старая голубятня с небольшим вольером.
В семидесятые я неоднократно покупал у Мойше голубей "под заказ". Много лет подряд у меня жили и размножались архангельские снегири и монахи, приобретенные у старика. По сегодняшним меркам, птица в те годы была баснословно дешевой, несмотря на "комиссионные" Мойше.
Сейчас, когда я сам уже на склоне лет, меня периодически мучает "ностальгия" по тогдашнему патриархальному Кишиневу. Тогда, проходя по пыльной улочке к дому Мойше, я мог сорвать свисающие через забор спелые вишни, а ближе к осени продолговатые терпкие сливы. Вечно неприкрытая, посеревшая от старости калитка из разнокалиберных досок, на конвейерных ремнях вместо петель. Калитка вела во дворик, вымощенный одиночными булыжниками вперемежку с кусками красного кирпича. Всегда открытые летом, на уровне пояса, небольшие окна. Широкие подоконники были густо уставлены горшками с разноцветной геранью.
В метрах восьмидесяти от домика Мойше, ближе к проходной завода технологического оборудования жил Миша Радомышленский. Ненамного старше меня, он был огромного роста. Даже не застегнутый пиджак, казалось, был готов на нем лопнуть по швам. Он водил кишиневских горбоносых голубей, поселив их на чердаке столовой, расположенной по соседству. Фасад чердака выходил во двор Миши. Никаких вольеров, никаких замков. Мишины голуби летали свободно. Миша поднимал голубей в первой половине дня, чтобы налетавшись, птицы могли сесть засветло.
Миша был первым, кто ввел меня в мир одесских голубей. От него я узнал, что кроме горбоносых, к группе одесских турманов относятся конусные, уточки, ананьевские и бердянские. К глубокому сожалению, приобретенные у Миши черно-пегие и черные белокрылые горбоносые не успели дать у меня потомства. Забравшаяся на чердак осенью семьдесят пятого куница уничтожила более тридцати оставленных на племя голубей.
Своей неторопливостью, обстоятельностью и добродушием выделялся дядя Гриша Черногоров, живший в районе Комсомольского озера по Томской недалеко от пересечения с Новосибирской.
По рассказам дяди Гриши, голубями он начал заниматься с шести лет. Более двух веков многочисленная семья казаков староверов Черногоровых жила в Казачьем переулке, примыкающем к Набережной (ныне ул. Албишоара). На берегу Быка стоял приземистый, но большой по площади дом, на просторном чердаке которого жили голуби.
Когда он построил на Томской свой дом, одновременно с сараем в глубине двора возвел голубятню. Когда я приходил к нему, к голубятне дядя Гриша проводил меня через длинные туннели из виноградных лоз. В глубине двора сарай был облеплен целым лабиринтом пристроек. В самом углу высилась большая голубятня с высоким вольером.
Водил Черногоров разную птицу. Тут были аккерманские, тупатые, бокатые двучубые, одесситы. Но в моей памяти отпечатались якобины, которых я тогда увидел впервые, и дутыши. Меня поразили размеры этих удивительных птиц. От 20 - 25 до более чем сорока пяти сантиметров высоты.
На стенах висели многочисленные клетки с перепелками. В загородке жили экзотичного вида куры. От карликовых, размером меньше голубя до гигантской брамы. Где-то в лабиринте клетушек сарая хрюкал поросенок.
Но больше всего меня поразило увиденное в большом помещении сарая, где дядя Гриша оборудовал бондарскую мастерскую. В углу лежали заготовки клепок, а в центре помещения стояла, густо пахнущая дубом, готовая бочка.
Дядя Гриша никогда не отпускал меня просто так. Показав голубей, заводил меня в мастерскую и наливал два стакана светлого ароматного вина с янтарным оттенком. Отхлебывая мелкими, почти незаметными глотками, расспрашивал меня о студенческой жизни. Когда я уходил, дядя Гриша совал в боковое отделение портфеля, завернутый в тетрадный лист, пакет. По возвращении в общежитие я разворачивал пакет и в комнате распространялся аппетитный аромат копченого сала.
Посещая птичий рынок, я с ревнивым любопытством наблюдал за любителями голубей моего возраста. В шестьдесят шестом мое внимание привлек молодой человек спортивного телосложения, подолгу стоящий возле клеток с одесскими. По тому, как он беседовал с завсегдатаями рынка, я понял, что он тут давно свой человек. Лишь спустя много лет я встретился с ним в Страшенах. Это был один из любителей, сохранивших и совершенствовавших породу Кишиневских горбоносых.