Вдоль по памяти. Бирюзовое небо детства
Шрифт:
Мы заспорили, как определить готовность наших воробьев. Решили по одному ловить ложкой, мелькающие в кипящей воде, пупки. Наконец единодушно решили: готово! Воду слили, придерживая большой деревянной ложкой вареные тушки. Разделили. Поровну не выходило. Один был лишним.Тогда вспомнили об Михасе и одного воробья на листе лопуха отнесли ему.
Ели, вернее, тщательно обсасывали крохотные косточки. Мясо на зубах ощущали только тогда, когда очередь доходила до коричнево-красной грудки. Кошка стремительно кидалась за каждой выброшенной косточкой. О хлебе никто не вспомнил. Воробьи закончились очень быстро.
Михась,
– Ну, как?
– Та воно то добре, - и обсосав еще что нибудь из тщедушной воробьиной тушки, продолжал.
– Такi смачне.
Финал истории с Михасем печален. Баба Михасиха умерла раньше деда. После ее смерти у старика прогрессировало старческое слабоумие. Говорили, он забывал, где туалет. Поднявшись на чердак за зерном для кур, был ужален несколькими осами, которые в огромном количестве уютно обжились под соломенной крышей. Спустившись, направился к правлению колхоза, где он часто сидел в предвечерье на лавочке среди мужиков.
Там он пожаловался на ос. Его великовозрастный глумливый внук посоветовал деду обмотать смоченной в керосине тряпкой длинную палку и выжечь ос. Все дружно захохотали, уверенные, что юмор оценил и дед Михась.
На следующий день над дедовой хатой закурился дымок, а затем высокое пламя охватило сразу всю соломенную крышу. Дед спустился с лестницы, несмотря на возраст, самостоятельно, обгорелый. Люди бросились с ведрами воды спасать хату.
Воду носили метров за сто, из колодца, расположенного на углу двора, где жил мой двоюродный брат Тавик. Мы с ним побежали на пожар. Дед стоял во дворе. Волосы его сильно обгорели. Он весь дрожал какой-то неестественно крупной дрожью.
Колхозная конная пожарная команда, прибывшая с большой красной бочкой и ручным насосом на два человека, залила водой пожарище. Остались только печь с частью дымохода и сильно обгоревшие стены. Теленок, которого успели вывести из сарая, был привязан к дереву поодаль от бывшей хаты. Запомнился его круп, сильно обожженный. Растрескавшаяся кожа обнажила красные двигающиеся мышцы.
Деда взяла к себе жить младшая дочь. Вскоре он скончался. Дом разобрали. Несколько лет на месте хаты высился холмик, заросший полынью и лебедой.
Проезжая мимо, до сих пор помимо желания поворачиваю голову. Там осталась частица моего детства. Каждый раз кажется, что сейчас увижу грубо мазанную глиной дворовую плиту с покосившимся ржавым ведром без дна вместо дымохода.
Он сказал: "Поехали!"
И взмахнул рукой...
Словно вдоль по Питерской,
Питерской,
Пронёсся над Землёй.
Николай Добронравов
Гагарин в космосе!... Или баранчики в ларьке?
Зима на шестьдесят первый год, по мнению видавших разное стариков, была необычайно тёплой. Морозов практически не было. Всё утопало во вязкой грязи и плотном тумане. Дорога раскисала так, что колёса телег погружались в чёрную клейкую массу до ступиц.
Автомобильное сообщение до Дондюшан прерывалось в такие зимы до полного высыхания весной. Поля уже высыхали, на пригорках за машинами начинала клубиться пыль, а в лощине вдоль массива, примыкающего к плопскому лесу долго ещё стояла непролазная топь. В те годы грузовые автомобили, повернувшие за дубом направо направлялись прямо в сторону Цауля. В двух километрах от дуба у небольшого пруда поворачивали налево и по проселку выезжали на плотину другого става, находящегося в полукилометре от Плоп.
А самая короткая полевая дорога, соединяющая Плопы с Дондюшанами была длиной чуть более пяти километров. Она проходила через колхозную тогда ферму, территория которой носит сохранившееся до сих пор название "На Батрынака".
Те маршруты сейчас помнят только пожилые и старики. Из Елизаветовки в Дондюшаны ездили и окольным путём - через Мошаны и Климауцы. Первые машины с гравием, насыпаемым на девственное доселе дорожное полотно от Дондюшан до Сударки, пошли только в шестьдесят втором.
Домой из Дондюшан в Елизаветовку через Плопы по субботам мы ходили пешком напрямик. Справа, не доходя до дуба, тропкой по диагонали пересекали сливовый колхозный сад, затем срезали угол через пашню, примыкающую к плопскому лесу. Пока мы шли по тропке, едва утоптанной после осенней вспашки, на наши кирзовые сапоги налипали, казалось, пудовые овалы грязи. Нарастая, они закручивались поверх сапог и, наконец, отваливались. Ноги мгновенно становились лёгкими; казалось, чуть подпрыгни и полетишь. Но через несколько метров ноги снова тяжелели. На всём пути до Елизаветовки на нашу обувь постоянно налипала, а затем отваливалась, казалось, бесконечная грязь.
Когда на самом низу склона мы выходили на большак, соединяющий Плопы с Дондюшанами, грязь с сапог мы очищали о прямые деревца недавно высаженных по обе стороны дороги пирамидальных тополей. Из заметки в газете "Юный ленинец " для детей пионерского возраста мы уже знали, что своё название соседнее село вело от многочисленных пирамидальных, белых серебристых и осиновых пород тополей, издавна растущих в большом количестве на пологих склонах долины Куболты. В переводе на молдавский язык слово тополь звучит плоп (поплар - лат).
Когда мы срезали дорогу по тропке мимо плопской колхозной фермы, посеянная там озимая пшеница в ту зиму доходила нам почти до колен. В том далёком шестьдесят первом пасху праздновали девятого апреля. Та пасха была замечательна тем, что в лесополосах и садах уже отцветали абрикосы.
В среду, на четвёртый день после пасхи, двенадцатого апреля я вернулся из школы рано. Нас отпустили по домам после третьего урока. На общешкольной линейке директор Фаина Александровна торжественным голосом объявила нам о первом в мире полёте человека в космос. Таким человеком оказался, к великой нашей гордости, гражданин Советского Союза. Первооткрывателем околоземного пространства стал старший лейтенант, за 108 минут полёта по околоземной орбите ставший майором, двадцатисемилетний Юрий Алексеевич Гагарин.