Вдова Хана. Заключительная книга трилогии
Шрифт:
– Пойди поспи. Я с ним посижу.
– У тебя все болит. Врач сказал лежать… отдыхать. Я сама. Я справлюсь. Мне не сложно.
Она сидела с ним столько, сколько я позволяла первое время. Помогала по ночам, возилась, купала, пела песни и называла его Лаником. Лучшей няньки для своего сына я бы и не нашла.
Провела Эрдэнэ взглядом и прикрыла за ней дверь.
– Для меня это не здравый смысл. Для меня вы просто сдались, опустили руки, пошли легким путем. Почему? Разве вы не любите его? Разве не мечтаете вернуть домой? Где ваша вера и надежда?
– Нет их уже давно! Что ты видела
– Я уже поломанная. Без него!
Дед выдернул у меня из рук в очередной раз кофту и в ярости швырнул на пол.
– Ты купаешься в золоте. Я одарил тебя всем, что только могла и не могла пожелать невестка Дугур-Намаевых. Никуда не поедешь. В подвале запру. Годами там сидеть будешь!
И поехал на меня, нахмурив брови и стискивая рацию.
– Сейчас туда отправишься! Дура бестолковая! Не перечь мне!
И я поняла, что он может… что он так и сделает. Запрет меня, посадит под замок. Какой бы хозяйкой я не была, люди склонят головы перед ним. Рухнула на колени и обхватила его ноги, прикрытые пледом, дрожащими руками.
– Умоляю вас, заклинаю. Не мешайте. Отпустите. Я жить не могу без него. Дышать не могу. Сколько времени я так просижу… а вырвусь и опять искать пойду. Отпустите меня. Он мне каждую ночь снится… каждую. Сегодня видела его в яме – изодранного, окровавленного, руки ко мне тянул, звал.
И разрыдалась, уткнувшись лицом в ноги Батыра. Устала я. Мне нужна надежда, зацепка, хоть что-то. Или наоборот, окончательно убедиться, что он мертв. Ощутила, как на мою голову легла прохладная старческая ладонь, погладила мои волосы. Неумело, грубовато.
– Я многих потерял в этой жизни… внучка. Дочь потерял, загубил любимую. Младшую. Потому что делом занят был, грязи у себя под носом не видел… жену схоронил и даже вздоха ее последнего не поймал. Не пережила позора. Сына недосмотрел… подонком вырос. Дети у меня…. не нужен я им. Богатство нужно, дом, власть, золото. Моя вина. Я такими вырастил. Впервые сейчас семья у меня есть… не хочу больше терять, отпускать. Дороги вы мне. Все трое. Дороже золота и жизни. Когда каждая минута на счету, когда остался всего один глоток кислорода, хочется прожить этот глоток рядом с вами.
Я знала и понимала, что единственная, кто слышит подобное от жуткого ядовитого скорпиона, скупого на похвалы и эмоции. Но разве это что-то меняло?
– Вы…вы эгоистично губите теперь и меня, – прошептала, не поднимая головы, – прячете в клетку и рвете мне крылья, не понимаете, что без него я погибну.
Резко отнял руку и оттолкнул меня от себя, отъехал к окну. Долго молчал, пока я сидела на полу, не в силах встать и вытирала слезы.
– Поедешь на неделю. Не больше. Там тебя встретит мой человек и поможет искать. Поедешь под другим именем с другими документами. Неделя. Я даю тебе ровно неделю. Если ничего не найдешь, вернешься домой, закажешь ему памятник и начнешь жить сначала.
– Хорошо…
– Поклянись!
Развернулся ко мне.
– Клянусь!
И солгала. Намеренно. Глядя в глаза. Я буду его искать, даже если потрачу на это всю свою жизнь, даже если мои поиски будут напрасными. И буду ждать его возвращения всегда. Ни одна клятва меня не остановит.
********************
Ринг напоминал гладиаторскую арену и выполнен был именно в этом антураже. Колонны, сцены боев на стенах, потолок раскрашен в виде ночного неба с горящими звездами. Все зрители в масках, полностью скрывающих лица. Яркое цветное освещение бьет по глазам, камеры ползут вдоль ринга, выхватывая физиономии и силуэты бойцов, стоящих за сеткой-рабицей, выкрашенной в золотистый цвет. Мужчины раздеты до пояса, смазаны золотым блеском, у каждого на груди клеймо, нарочито обведенное черным.
ОН стоит одним из первых. На лице ни одной эмоции. Цепкий взгляд из-под густых черных бровей. Руки сжаты в кулаки. Осматривается. Выхватывает лица-маски из толпы, пытаясь кого-то узнать, но это бесполезно. Он слышит лишь их голоса, смех, издевательские замечания. Ноги сдавливают железные браслеты, на руках точно такие же, в них встроены датчики. Если будет угодно хозяйке, включится ток. За любое неповиновение ток или хлыст, или дубинка.
Да, он сражался и раньше. Но тогда это был спорт, азарт, желание выиграть, быть сильнее, ловчее, умнее. А сейчас только одна цель – выжить. Никаких правил. Противника можно рвать зубами, ногтями, ломать конечности и выдавливать глаза, выпускать кишки. Драка до смерти. Нет поблажек. С арены уходит кто-то один. Нет, он не боялся. Он был переполнен ненавистью и презрением к самому себе. Потому что дал себя схватить, как тупое, бесхребетное животное. Угодил в ловушку, как идиот. Поехал без охраны. Самоуверенный. Слишком расслабился из-за нее. Все мысли только с ней, только о ней. Мозги отказывают напрочь, в них розовая вата. Мечты, бл*дь, планы. О том, как построит еще один дом у моря, чтоб она могла видеть воду каждый день, о том, как купит яхту и назовет ее Ангаахай, о том, как посадит розы для нее в виде лебедей. Как вырастет Эрдэнэ и будет танцевать для него в кресле, а врачи разрешат надеть протезы. Таким тварям, как он, мечтать о счастье вредно. За это приходится дорого платить всем самым ценным, что у него есть… и это далеко не его свобода.
Неизвестно, что с дедом, неизвестно вообще, что происходит ТАМ. И он готов был себя за это распять. Надеялся, что Птичка выживет, что сможет защитить Эрдэнэ от своры гиен, которые набросятся на них после его якобы смерти. Он оставил все, что у него было, ей. До копейки и до пылинки. Нет, не потому что хотел обеспечить ее после своей смерти. Тогда он был далек от этих мыслей, тогда он все еще надеялся, что золотоволосая девчонка лишь понравившаяся игрушка, и она скоро ему надоест. Потом он будет об этом молить у дьявола, чтоб надоела, чтоб не хотелось видеть ее постоянно, чувствовать, вдыхать…
Переписал на нее, потому что считал безропотной, бесхребетной овцой, которая никогда не сможет причинить ему вред. Переписал, чтоб потом так же ловко вернуть себе, зная, что это существо не станет ни на что претендовать. А сейчас это было единственное, что грело холодеющее от ужаса за своих девочек сердце. Они обеспечены, ни одна тварь не сможет претендовать на дом, на имущество. Все принадлежит Ангаахай. Только бы не убили его девочку… не устранили с дороги. Вся надежда на то, что дед выкарабкался, иначе остается перегрызть себе вены…
Красногубая сука хочет, чтоб он дрался, подлая вонючая тварь, которая решила поставить его на колени. Она может только мечтать о славе, которую получит благодаря ему. Только мечтать! И посмотрел снова в зал. Она там. Среди этих масок с ржущими ртами и огромными кукольными глазами. Жуткие зрители в масках со смеющимися детскими лицами. Совершенно одинаковыми. Размахивают флажками со значками хозяев. Где-то сбоку послышался рык, и бойцы напряглись.
– Бл*дь! Они привезли кошек! Будет месиво!