Вдова на один день
Шрифт:
Когда Сергей Васильевич вернулся, Гуров уже обувал ботинки. Потом достал из кармана бутылку, открыл и сделал вид, что пьет.
– Ох, хорошо! – вытирая губы, удовлетворенно проговорил он. – Вот она, благодать-то, а? А мы ее в городе даже близко не ощущаем.
– К пациенткам нельзя, доктор запретил, – проговорил Сергей Васильевич.
– Вот как? – расстроился Гуров. – А его самого как найти?
Сергей Васильевич секунду подумал, потом ткнул пальцем в корпус:
– Вон там у него кабинет. Двенадцатый.
– Большое
Лечащего врача он без труда нашел в том самом кабинете номер двенадцать. Доктор, представившийся Владиславом Николаевичем Шестопаловым, был примерно ровесником Гурова, да и роста они были одинакового. Только Владислав Николаевич был худым и из-за этого казался долговязым. И лицо его было длинным, из-за чего выглядело унылым, да еще впечатление усиливала отвисшая нижняя губа. Реденькие русые волосы, очки – вид типичного интеллигента-бессребреника. Однако, судя по месту работы, Шестопалов не должен был таковым являться.
Он посмотрел на Гурова взглядом крайне занятого человека, когда тот вошел в его кабинет, предварительно постучав. И даже представленное Гуровым удостоверение не добавило ему приветливости.
– Пациенток нельзя беспокоить. – У Шестопалова оказался довольно густой баритон, плохо вяжущийся с его внешностью: Гуров ожидал, что тот заговорит жиденьким тенорком.
– Я подожду, – кивнул Гуров. – Пока можно побеседовать с вами.
Шестопалов окинул его внимательным взглядом.
– Вы не поняли, – сказал он. – Я имел в виду, что их вообще нельзя беспокоить во время лечения!
– Что, столь серьезное заболевание? – скосился на него полковник.
– Опасности никакой нет. Но рекомендован полный покой. Обе женщины недавно пережили глубокий стресс…
– Это я знаю. Собственно, потому и приехал.
– Вы имеете в виду… – протянул Шестопалов и не закончил фразы.
– Я расследую обстоятельства гибели близких им людей. Вы же это подразумевали, говоря о стрессе?
Врач медленно кивнул.
– Но вот видите! – воскликнул он. – Вы же сами все понимаете!
– Не совсем, – покачал головой Гуров. – И чтобы многое прояснить, я и приехал.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом Шестопалов медленно произнес:
– Насколько мне известно, их близкие умерли от несчастного случая.
– Возможно, – не стал спорить Гуров. – Но уверенности в этом у меня нет.
– То есть? – Шестопалов нахмурился. – Вы хотите сказать, что их смерть была насильственной?
– Вполне вероятно.
Владислав Николаевич задумался, потом с некой растерянностью произнес:
– Но тогда мне и вовсе непонятно, чего вы хотите добиться от этих несчастных женщин! Неужели вы рассчитываете, что они скажут вам нечто, что поможет раскрыть картину происшествий? Да они убиты горем! И если бы у них имелись хоть какие-то подозрения, они сами бы к вам примчались!
Гуров иронично посмотрел на Шестопалова.
– Владислав Николаевич, я же не пытаюсь вас убедить, что вы неправильно лечите своих больных. Не вступаю с вами в споры по вашей профессиональной части. А вы почему-то считаете, что лучше меня знаете методы оперативной работы.
– Я вовсе так не считаю… – пошел на попятную врач. – Просто мне непонятно, чем вам могут помочь вдова и мать!
– А вам и не нужно этого понимать. Вам нужно всего лишь дать мне возможность побеседовать с ними.
Шестопалов тут же замотал головой.
– Об этом не может быть и речи! Забудьте! По крайней мере, на ближайшее время.
– Но я буду разговаривать максимально осторожно…
– Дело не в этом! – прервал его доктор. – Даже если я вам разрешу эту беседу, вы ничего от них не добьетесь!
– Почему? – Гуров в упор посмотрел на него.
– Ну, придется мне посвятить вас в некие тонкости моей работы, – ответил Шестопалов. – Потому, что они находятся под воздействием довольно сильных психотропных препаратов.
Гуров сдвинул брови и посмотрел на врача с подозрением.
– Это обычный метод лечения в таких случаях! – поспешил развеять его сомнения Шестопалов. – Я могу вам даже написать названия препаратов, которые они получают. Боюсь, правда, что они вам ничего не скажут, но если уж вы так не доверяете мне, то можете показать их другим специалистам. Они подтвердят, что подобное лечение не просто законно, а является единственно правильным в данной ситуации.
Гуров молчал, обдумывая услышанное от Шестопалова.
– То есть они находится без сознания, что ли?
– Нет, они в полном сознании! – заверил его врач. – Просто… несколько неадекватны. Ну, выражаясь обывательским языком, немного не в себе. Но это нормально, это пройдет. Это всего лишь результат действия препаратов. Женщины много спят, ни с кем не общаются. Это очень важно для того, чтобы впоследствии они могли вернуться к обычной жизни.
– И когда же планируется это возвращение?
– Вообще-то, процесс длительный! После лечения, которое занимает около месяца, потребуется еще и курс реабилитации, чтобы они окончательно адаптировались к условиям жизни.
– И все это время они будут находиться у вас в санатории? – удивился Гуров.
– Ну, необязательно. Если я почувствую, что они не нуждаются в постоянном контроле врача, конечно, я с радостью отпущу их домой. Правда, в отношении Тамары Юрьевны Вельчинской я не так уверен… Дело в том, что после смерти сына она совсем одинока. Ирине Абрамовой будет проще – у нее есть сын.