Вдова на один день
Шрифт:
– Несокрушимая логика! – подивился Гуров.
Крячко обратил внимание на утомленный вид Гурова и спросил:
– А ты чего такой заморенный?
– В Хорошаево ездил, – поведал тот. – Там труп в лесу.
Крячко присвистнул.
– Что, драгоценный Петр Николаевич теперь решил собирать там все трупы? – хмыкнул он. – Или он считает, что нам своей работы мало? Надеюсь, он не рассчитывает повесить его на меня? – неожиданно заподозрил неладное Крячко, вспомнив утренние орловские обвинения в свой адрес по поводу безделья.
– Не знаю, – признался
Крячко неожиданно изменился в лице. Оно вдруг резко вытянулось, хотя обычно было округлым и широким.
– Как ты сказал? – осевшим голосом переспросил он.
– Чтобы бесхозный труп не лежал в морге, – недоуменно повторил Гуров.
– Да я не о том! Фамилия трупа! – потребовал Станислав.
– Отличная формулировка, – заметил тот. – Предположительно это некто Аркадий Заволокин, оперный певец, тенор, служивший в Большом театре.
– Епрст! – только и проговорил Крячко, бессильно опуская руки. – Нашелся, значит, болезный… О-хох-ох! Как же я ей об этом скажу?
Гуров вперился в него взглядом. Крячко был грустен и подавлен.
– Что, знакомая личность? – спросил Лев.
– Один из списка моих потеряшек, – тоскливо пояснил Крячко. – Жаль, если это действительно он. И даже не столько его, сколько жену.
Крячко пришлось рассказать весьма заинтересованному Гурову об Аркадии Заволокине все, что ему было известно. Внимательно выслушав, Гуров сказал:
– Что ж, нужно вызывать жену. Тянуть нечего, пусть опознает.
По сокрушенным вздохам и бормотаниям Крячко было видно, что ему совершенно не хочется этого делать. Однако он и сам понимал, что затягивание ситуации пойдет только во вред, и достал свой телефон:
– Олеся Витальевна, добрый день… – начал он. – Вы не могли бы подъехать к нам по одному… мелкому вопросу?
…В морге было тихо и прохладно. Однако сейчас, несмотря на жару, Гурова не радовал этот микроклимат. Он вообще не любил посещать это заведение, в любое время года.
Вместе с ним была Олеся Заволокина. Крячко отказался ехать, мотивируя это тем, что не хочет присутствовать там, когда она увидит своего мужа мертвым. По его словам, она очень трепетно к нему относилась и до последнего была уверена, что супруг ее жив.
– Откуда такая уверенность? – уточнил Гуров.
– Не знаю. Может быть, ей просто не хочется думать по-другому, – вздохнул Крячко. – Словом, Лева, не смогу я наблюдать ее истерику. А ты у нас – человек-кремень. Справишься и в случае чего окажешь ей первую помощь.
– Судя по твоему тону, я просто бесчувственное бревно, – заметил Гуров.
– Это Марии лучше знать, – хохотнул Крячко, который даже в такие минуты не мог удержаться от своих хохм, и ловко увернулся от запущенного в него Гуровым старого ботинка, валявшегося на столе, – видимо, того самого вещдока, который он пытался подсунуть эксперту.
Олеся подъехала очень быстро, прямо
– Здравствуйте! – проговорила она торопливо. – Вы Лев Иванович Гуров? Полковник Крячко сказал, что вы будете меня ждать…
– Совершенно верно, – подтвердил Лев, внимательно глядя на девушку.
Та заметно волновалась, выглядела возбужденной и постоянно теребила в руках сумочку.
– Тогда пойдемте, – она схватила его за рукав, увлекая к дверям морга. – Мне хочется поскорее развеять ваши подозрения!
– Какие? – не понял Гуров.
– Ну вы же уверены, что там, – она кивнула на дверь, – находится Аркадий? Так вот, это не так!
– Я, собственно, не совсем в этом уверен, – осторожно проговорил Гуров. – Но почему вы думаете, что это не он?
– Потому что он жив! – с простодушной, обезоруживающей убежденностью ответила девушка. – Ну пойдемте же!
И она почти бегом взбежала на крыльцо морга. Гуров последовал за ней, внутри обогнал и первым прошел в кабинет патологоанатома. Тот не стал их задерживать, быстро провел в комнату, где хранились тела, подошел к одному из них и, покосившись на стоявшую за спиной Гурова Олесю, отдернул простыню. Сам с равнодушным видом отошел в сторону, бросив:
– Смотрите!
Олеся сделала шаг вперед, вгляделась… Лицо ее побелело, и без того огромные глаза еще сильнее расширились. Казалось, все лицо состоит только из них. В глазах было написано неверие, недоумение и нежелание примириться с увиденным. Глядя на девушку, Гуров уже понял, что ошибалась она, а не полиция… Со скрытой тревогой он наблюдал за ней. Олеся покачала головой, зажмурилась, словно не веря своим глазам, потом снова взглянула на тело.
– Не может быть… – одними губами прошептала она и покачнулась. Гуров едва успел подхватить ее. – Она же говорила, что он жив! – вдруг со стоном выкрикнула Олеся, после чего стала оседать на пол…
Нашатырный спирт, поднесенный Гуровым к ее носу, и инъекция, произведенная патологоанатомом, сделали свое дело: Олеся вскоре пришла в себя. Гуров видел, что она находится в крайне удрученном состоянии, и подумал, не отправить ли девушку в больницу. Однако та наотрез отказалась туда ехать.
– Мне нужно домой. Мне нужно побыть одной, чтобы прийти в себя, – твердила она, и взгляд у нее был как у зомби.
Гуров вздохнул. О том, чтобы допрашивать сейчас девушку, не могло быть и речи. Полковник даже вызвался отвезти ее домой, поскольку отпускать одну просто боялся. Олеся не спорила, она вообще словно впала в какой-то ступор. Машинально продиктовав свой адрес, она села на заднее сиденье машины Гурова и замерла с отрешенным видом.