Вдова в январе. Романы
Шрифт:
— А что сам Димда говорил?
— Как-то сказал, что он дурак — в своей округе ворует. Кто-нибудь еще навесит ему по маковке.
— Он это серьезно высказал?
— Вроде бы. Вот это Элита, — и Валдер протянул фотографию женщины в купальнике в точечку, — прибегала ко мне прятаться. Все в том же халате, одежда под мышкой, в руках туфли, еле дышит от страха. Машет мне, чтобы я молчал. Она замужем была. И каждый раз скрывалась, когда позвонят в дверь, а особенно тогда…
— Когда это было?
— Давно. Осенью. Или в начале зимы?
Бертулис взглянул на пометки на обороте фотографии. Элита Заскевич. Снималась
— А не могло это быть в декабре?
— Нет. Раньше. Может быть, бывала и в декабре. Если кто-нибудь приходил, я старался не высовываться и не путаться под ногами. Иной раз Димда сам позовет. Часто кофе надо было сварить, потому что фотограф он был отличный, позировать у него приходилось часами, пока не сделает такой снимок, какой хочет. Тогда мы сидели в перерывах и кофе пили. Иной раз сюда приходили телевизор посмотреть, если интересная программа. Насколько он со мной был хорош, — такого хорошего соседа у меня уже не будет, — настолько с женщинами вел себя гнусно! — В глазах Валдера вспыхнула злость. — Он считал, что все женщины только для того и созданы, чтобы с ними баловаться! Верно, врал им и обещал бог весть что. Сам как-то говорил мне, что достаточно только десяти минут красивого вранья. Для любой достаточно. Должна же была когда-то и расплата наступить за эту ложь, ничто не вечно под луной!
Бертулис сунул фотографии в карман, но уходить еще не собирался.
— Ему не дано было понять, что любовь должна быть святыней, — с жаром продолжал Валдер. — Он не понимал, что ради любви могут жертвовать собой. Для него любовь — это только когда кровать скрипит! Прискорбно! Его любовь не могла толкать на высокие чувства, у него…
— Скажите, а кроме того архива, который мы взяли, был у Димды еще какой-нибудь?
— Думаю, что нет. — Валдер сразу насторожился, и Бертулису показалось, что даже слишком.
— Может быть, он какие-то негативы спрятал или уничтожил?
— Не думаю.
— Вам не приходилось видеть фотографию, на которой сняты женщина и кабан?
— Нет. Определенно — нет!
— Женщину зовут Мудите. Фотографии у нас еще нет, но в ближайшее время мы ее раздобудем. Мудите… Попытайтесь вспомнить…
— Как я могу вспомнить, если впервые слышу такое имя! — резко ответил Валдер.
На этом разговор кончился, и инспектор Бертулис распрощался. Спускаясь по лестнице, он решил сначала отыскать Элиту Заскевич. То ли на работу к ней поехать, — хотя уже довольно поздно, — то ли прямо домой…
— Не будь дурой! — наставляли сослуживицы. — Если хочешь его удержать, надо действовать! Ни один мужчина добровольно не скажет: я хочу на тебе жениться! Если он это говорит, то это уже заслуга женщины. Их надо ставить перед фактом, и только тогда они открывают рот!
— Это будет нечестно, — возражала Мудите.
— Ты хочешь, чтобы его перехватила другая?
Понемногу в шкафу Рудольфа Димды стала скапливаться одежда Мудите. Сначала появился халатик, потом ночная рубашка, за ними последовало платье, блузка и выходные туфли.
Рудольф забеспокоился, но старался не выдать себя, чтобы не обидеть Мудите. Паула долго не протянет, должен же кто-то заботиться о хозяйстве. И все пытался придумать, как покрепче привязать Мудите, не обременяя себя обязанностями главы семьи, хотя и понимал: любое начинание, в котором права не сбалансированы с обязанностями, в самом зародыше обречено на провал.
Ловушку помог устроить и Карлис. Вначале он предлагал перебраться жить к Пауле, чтобы Рудольф с Мудите заняли и его комнату, но, когда Рудольф категорически отказался от подобного свадебного подарка, у Карлиса возникла новая идея. Он посмотрел чердак, где хозяйки сушат белье, и нашел, что чердак высокий и там еще много свободного места. Потом, никому ничего не говоря, пригласил опытного строителя, чтобы выяснить, возможно ли там устроить мастерскую и во что это обойдется. Строитель походил с метром в руках, полазил по стропилам, постучал костяшками пальцев по трубе. И все удивлялся, как это такой чердак не попал на глаза какому-нибудь художнику, потому что свет здесь падает сверху, прямо из слуховых окон в крыше. Если поставить две стены и настелить пол, то мастерская выйдет немного меньше нормы, зато не будет мешать хозяйкам сушить белье и не надо будет техническую инспекцию упрашивать, чтобы та приняла зажмурясь.
Но когда Валдер с заявлением в руках явился в домоуправление, там уже лежало другое заявление. Подал его известный художник, которому мог подарить или продать эту идею приглашенный Валдером строитель.
— Им будет тесно с Рудольфом в одной комнате, — объяснял Карлис ход своих мыслей. — Ему надо где-то работать. Для моего янтаря места и так хватит. Мастерская пойдет Рудольфу, если только мы сейчас начнем оформлять документы. У меня, как у инвалида, преимущество!
Словом, стремительно приблизился момент, когда Рудольфу надо было решаться на что-то.
А что скажет Сигита, когда узнает, что папа вновь женился? Подростки так впечатлительны и категоричны. Лучше сказать ей заранее, чем потом поставить перед фактом.
Рудольф отправился навестить Сигиту, надеясь, что Цилды не будет дома, но оказалось наоборот — Цилда чистила на кухне картошку, а Сигита только что убежала на спевку.
Цилда тут же заговорила о деньгах.
— Пятьдесят рублей в месяц! А что нынче можно купить на пятьдесят рублей? — завела она, и Рудольф понял, что опять назревает скандал.
— Одежду я ей кое-какую покупаю…
— Да-да… Копейку бросишь иной раз своему ребенку.
— Я не требую, чтобы ты ребенка кормила, достаточно и того, что ты ее одеваешь и обмываешь… Но тебя я содержать не собираюсь. Пятикласснице двух студенческих стипендий вполне достаточно, еще останется.
— Меня тебе содержать не приходится, я и сама зарабатываю!
Это понятно, что Цилде денег не хватает. С ее бестолковостью и неумением хозяйничать, с ее потребностью вечно быть в обществе и в центре внимания, при ее абсолютном безразличии к своему дому и повседневному быту, конечно, может не хватать средств.
— Если одежду Сигите буду покупать я, тебе это обойдется дешевле… Я все же работаю в торговле. Но вот если бы ты заплатил алименты, скажем, за шесть месяцев вперед…
— То обошлось бы и совсем даром, — закончил за нее Рудольф и ехидно усмехнулся. — Ты достаточно долго была моей женой, и наверняка еще и сейчас я бы ради Сигиты тянул этот воз, как осел, если бы не давал тебе больше трех рублей за один раз!
— Опостылел ты мне с твоей скупостью!
Рудольфу захотелось сказать что-нибудь особенно язвительное.