Вдова живого мужа
Шрифт:
Кинжалом в спину! Конечно, он не эксперт, но и младенцу ясно: удар один и тот же, точно в сердце… Нет, в толпе, через столько лет, он его вряд ли бы узнал. Другое дело, если в какой-то ситуации у Крутько было время рассмотреть шрам на его руке! Парикмахерская все-таки для этого удобнее всего…
Как бы то ни было, его смерть проясняла кое-что: драгоценности все ещё здесь, и об этом знает только он! По "эту сторону баррикад", конечно. Ах, как не хватало Черному Паше преданных ему ребят! Он знал их всех вдоль и поперек, со всеми их слабостями и недостатками, и умел добиваться беспрекословного подчинения!
На миг мелькнула мысль: "А зачем тебе, Митя, эти драгоценности? Ты не можешь пользоваться здесь даже теми, что у тебя есть". Но другая мысль пришла ей на смену: "А надо ли здесь оставаться?" В отличие от многих "белых" прожектеров, он знал точно: красные — это надолго! Уж больно удобны их лозунги и для тех, кто процветает под их прикрытием, и для тех, кто прямо-таки жаждет быть одураченными!
Прежде он об этом не думал. Но если даже ему тут неуютно, значит, дело неладно! Быть изгоем где-то в чужой Европе или далекой Америке?
Изгой — если ты в свои "под сорок" оказываешься там без гроша в кармане, чтобы начать все сначала, а если попытаешься втиснуться в их клан богатеньких не с пустыми руками? Так ли унизительно это будет? Человек, заработавший большие деньги своим умом и руками, всегда чувствует такого же!
Среди коллег-гэпэушников он себе друзей не найдет. Они так все время оглядываются, чтобы какая-нибудь шавка в бок не вцепилась! А ведь ему до зарезу нужен помощник! Тут уж не до собачьей преданности, был бы просто порядочный человек! Он даже согласен с ним поделиться. Но не искать же такого среди десятка стукачей, доставшихся ему в наследство от бывшего хозяина кабинета!
Вот, кстати, печальный пример доверчивости: человек решил, что в стране победившего пролетариата нельзя обижать недоверием своих товарищей по партии. Схарчили, и глазом не моргнули!
Однако время шло. Он не заметил, как ускорил шаг. Рагозина надо искать по горячим следам! Кое-что он может сделать путем официального следствия: послать парочку молодых, горячих ребят, чтобы выяснили путь военврача, поспрашивали; может, кто заметил, куда заходил, с кем разговаривал…
Надо зайти к молодой вдове, сообщить, что она — вдова! Впервые Дмитрий Ильич подумал, что, оказывается, не знает, как нужно выражать соболезнование. Все, приходящее на ум, казалось фальшивым, неестественным. В самом деле, как можно соболезновать, если умерший тебе безразличен? Снявши голову, по волосам не плачут! Все равно ведь его не воскресить! Неужели он не стал бы горевать, случись что с Катериной или, не дай Бог, с Пашкой? Стал бы! Но сочувствовать, сопереживать он не умел. Потому и не знал слов утешения. Одно вытекало из другого.
Тогда почему сейчас он шел к Светлане? Этого Гапоненко не мог объяснить и сам!
Он зашел в подъезд, куда за несколько мгновений до него прошмыгнул какой-то шустрый хлопец. Прыткости ему было не занимать — он легко мчался на несколько ступенек впереди майора. И постучал он — это уже не было совпадением! — в ту же самую дверь, какая требовалась и ему. Парень оглянулся, когда Гапоненко просто встал у него за спиной, молча дыша в затылок. А узнав, вздрогнул, и оба — один с досадой, другой с удовольствием — отметили: его прежний страх перед майором до конца не изжит!
Светлана возникла в проеме двери в зеленых лыжных брючках и зеленой спортивной майке с длинным рукавом, так что в сочетании с огненно-рыжими волосами показалась Дмитрию Ильичу кем-то вроде лесной нимфы, а Ян, по привычке, с какой, например, он смотрит на репродукцию картины "Царевна-Лебедь" кисти Врубеля, что висит над его кроватью, отметил: хороша!
— А почему ты не звонишь?.. Вы не звоните?
Она переводила взгляд с одного на другого с плохо скрытым недоумением: что означал их одновременный приход? Просто так прийти вместе они не могли! Светлана посторонилась, приглашая их войти и то ли по тому, как мужчины замешкались, пропуская вперед друг друга, то ли по их напряженному молчанию, она поняла, что случилось неладное. Спросила только:
— Что-то с Колей?
— Да! — как по команде ответили оба.
Ян лишь прочел в глазах майора немой вопрос: "Ты-то откуда знаешь?"
Светлана посадила их на стулья возле большого обеденного стола и коротко предложила, как приказала:
— Рассказывайте!
Ян растерянно посмотрел на Гапоненко.
— Но я ничего наверняка не знаю!
— Ты сказал "да" на мой вопрос, не случилось ли с Колей чего-нибудь плохого, — холодно напомнила Светлана. Сейчас она невольно воспринимала их враждебно, они принесли дурную весть и теперь оглядываются друг на друга, каждый боится начать первым. Неужели она производит впечатление истерички?!
В последнее время Светлана почему-то жила с предчувствием несчастья. Оно могло произойти с нею самой, в худшем случае — с Николаем. Не могло закончиться просто так, без жертв, её пребывание в том страшном заведении, которое живет человеческой кровью. Не могла она не заплатить этому кровожадному молоху!.. [13]
И вот случилось худшее: погиб Николай. Почему же она допытывается у них подробностей? Разве хоть что-то можно исправить?!
Майор сидел с каменным лицом и вовсе не спешил приходить Яну на помощь: не будет лезть поперед батьки в пекло!
13
Бог (символ жестокой силы), требующий множества человеческих жертв.
— Ты же знаешь, Света, такое со мной иной раз случается. Но впервые я не поверил тому, что увидел… Твой Коля… Мертвый, с кинжалом в спине… Страшно!
Его передернуло.
— Это правда, — кивнул наконец Гапоненко.
— Когда… я смогу его забрать? — с трудом выталкивая наружу слова, заговорила Светлана.
— Завтра. Завтра, когда мы получим заключение эксперта.
— Какое это теперь имеет значение? — горько спросила Светлана и брови её сошлись на переносице. Она силилась постичь смысл слова "никогда". Неужели она никогда не увидит мужа живым? И сказала, ни на кого не глядя: — Хорошо, вчера Ваньку отец забрал. Братик очень любил Колю…
— Иными словами, вы хотите сказать, что искать убийцу не стоит, раз ничего нельзя исправить?! — не выдержал роли смиренного слушателя Гапоненко. — Пусть, значит, ходит себе по белу свету и размахивает кинжалом направо и налево?
— Нет, я этого не хочу! — другая на её месте давно убивалась да волосы на себе рвала, а эта лишь лицом почернела и повторила: — Рассказывайте, Дмитрий Ильич!
Глупышка! Что она там напридумывала своей красивой головкой? Может, решила, что раз Крутько убили, а пришел сообщать об этом майор в форме ОГПУ, значит, муженек был замешан в чем-то противозаконном? Отнюдь!