Вдовы (сборник)
Шрифт:
— Долли?
Ничего не выражающий взгляд, будто под гипнозом кино— и фотокамер, а также под влиянием толпы, безмятежно и мерно скандирующей: "До-лой шлю-ху!", подогревающей и без того разгоряченных ребятишек.
— Мое имя — Эйлин Берк, я полицейский парламентер, — сказала она.
Но и это осталось без ответа.
— Долли! Позволь мне, пожалуйста, переговорить с мистером Уиттейкером.
— А он не желает. Не-а.
— Да, но это с той, что была раньше. Скажи ему, что пришла другая...
— Все
— Если бы ты была так любезна сказать ему...
— Вот сама ему и скажи.
Он снова вырос в окне. Высокий, сияющий, футболка в пятнах от пота, в руках АК-47.
— Мистер Уиттейкер, — сказала она. — Я — Эйлин Берк... Полице...
— Какого тебе рожна нужно?
— Вы раньше говорили о геликоптере, о вертолете.
— А ведь и верно. Говорил. Ну-ка, встань, хочу тебя разглядеть. Пока ничего не вижу, только твою крышу и глаза.
— Вы же знаете, мистер Уиттейкер, я не могу этого сделать.
— Это откуда же ты знаешь? А?
— Но вы стреляете во все, что здесь движется...
— Ты что, на меня кого-нибудь нацеливаешь? — спросил он и внезапно исчез из виду.
Снайпер сообщил по уоки-токи инспектору Брэди:
— Я его потерял из прицела.
— Если хочешь потолковать, — заявил Уиттейкер, скрываясь в глубине комнаты, — ты должна подняться по лестнице, пройти на веранду и встать прямо перед окошком.
— Ну, может, попозже, — произнесла она.
— Уж я-то из себя мишени не сделаю, — продолжил Уиттейкер. — Можешь не сомневаться.
— А никто и не собирается в вас стрелять, — сказала Эйлин. — Могу вам это честно обещать.
— Дерьмо ты мне можешь обещать. У, Красная.
— Не люблю, когда меня так обзывают.
— Да плевать я хотел на то, что ты любишь или не любишь.
Она подумала, не ошиблась ли, но решила продолжать. По крайней мере, они уже разговаривали!.. Чем не начало хоть какого-то диалога?..
— Когда я была маленькой, меня все дразнили: Красная, Красная...
Он промолчал. Лицо полускрыто оконной рамой. Долли обратилась в слух: за всю ночь более или менее интересный разговор.
— Однажды я наголо постриглась и в таком виде пошла в школу...
— Господи! — Долли, хихикнув, прикрыла губы ладошкой.
— Сказала мальчишкам, чтобы они называли меня Лысая, уж лучше, чем Красная, правда?
Она услышала, что Уиттейкер тоже засмеялся. История, о которой она рассказывала, действительно когда-то произошла. Отрезала все свои проклятущие красные волосы и завернула их в газету; мать была потрясена: что ты, Эйлин, сделала? Спятила?
— Ну так вот, отрезам все волосы, — рассказывала Эйлин так, как обычно об этом рассказывала.
— Ну и чучело же из тебя, наверное, получилось, — заметила Долли.
— Не хотела, понимаешь, не хотела, чтоб меня дразнили — Красная, Красная, — рассудительно объяснила Эйлин.
— Уау? Все, все волосы отрезала?
— До единого.
— Ну и выдала, — прокомментировала Долли.
Уиттейкер пока никак не отозвался. Эйлин подумала: пропащее дело. Да, заставила его хихикнуть, и только. А теперь снова к делу. Бизнес.
— Ну и как же ты любишь, когда тебя кличут? — к удивлению Эйлин, откликнулся он.
— Эйлин, — сказала она. — А тебя? Как прикажешь тебя называть?
— Зови меня "Вертолет", — ответил он, давясь от хохота. Отлично. Теперь и он пошутил. Когда-то в шутку говорили так: можете называть меня хоть "Такси", только в очередь за мной не становитесь... Ладно. Сейчас надо сказать пару слов и о вертолете... Но вдруг время уже прошло для заключения сделки?
— Вообще-то, вертолет достать можно, — сказала она. — Но я буду должна обговорить это с боссом.
— Тогда иди и потолкуй с ним, Эйлин.
— Я почти уверена, он для этого все предпримет.
— А я тоже на это очень надеюсь, Эйлин.
— Но мне кажется, что взамен он попросит...
— Слушай, не играй на моих нервах. У меня и так терпение вот-вот лопнет...
— Но, понимаешь, еще ни разу случая не было, чтобы...
— ...Я тогда все на свете возненавижу, если с этой девчонкой, которая здесь ошибается, что-нибудь случится, понимаешь?
— А мне все будет ненавистно, если вообще тут что-нибудь с кем-нибудь случится... Поверь. Но ведь мы с тобой только-только затеяли деловой разговор, ты же знаешь, и я...
— Почему бы тебе к окну не подойти? — спросил он.
— Ты что, думаешь, я — ку-ку, чокнутая?
Он снова засмеялся.
— Да нет. Давай подходи. Не трону я тебя. Правда. Давай!
— Ну...
— Я что сказал?!
— А что, если я сперва встану?
— О'кей.
— Но для начала, — сказала она, — ты руки мне покажешь. Покажешь, что в них ничего нету. Тогда — встану.
— А откуда я знаю, в твоих-то руках есть что-нибудь или нет?
— Я тебе тоже покажу. Вот. Видишь? — Она подняла обе руки над перилами. Пальцами потрясла. — Нету ничего. Видишь?
— А почем ты знаешь: покажу я тебе руки, а сам схвачу что-нибудь и в клочья тебя разнесу.
— Я не думаю, что ты это сделаешь. Понимаешь? Раз уж ты мне обещал...
Когда впервые она услышала об этом еще на занятиях, это ее почти насмешило. Просить террориста, чтобы он пообещал тебя не уничтожить. Заручиться обещанием лунатика, шизофреника?.. Правда, ей потом не раз довелось убедиться, что так оно и было. Если вам действительно обещали, — не тронуть вас, — если вы вырвали из них это заклинание: "Я вас не трот", то вас и не трогали.