Вечер и утро
Шрифт:
Люди потянулись к выходу из церкви.
– Идем, раз решил, – поторопил Эрман.
К семейному дому пошли все вместе – матушка, трое братьев и Квенбург. Эдгар подивился тому, что отношения между Эрманом и Эдбальдом как будто вовсе не изменились: братья вполне ладили, хотя и не прекращали препираться по мелочам. Похоже, необычный брак их не рассорил.
Квенбург торжествующе посмотрела на Эдгара. «Ты отказал мне, – читалось в ее глазах, – но погляди: мне достались сразу двое вместо тебя одного!» Эдгар нисколько не возражал. Она счастлива, братья довольны – вот и хорошо.
Самому Эдгару, если на то пошло, тоже не на что было жаловаться. Он построил паром, собирался возводить каменную пивоварню. Платили ему, конечно, сущие крохи, зато он избавился от крестьянского труда.
Ну, почти избавился.
Эдгар оглядел древесину, сложенную братьями возле сарая, и попробовал вообразить плуг. Даже горожане знали, как должен выглядеть этот инструмент. Одна поперечина прямо вверх, для рыхления почвы, другая наклонно, для подрезания борозды и переворачивания комьев. Обе должны крепиться к раме, которую можно тянуть спереди и подталкивать сзади.
– Мы с Эдбальдом будем волочить плуг, – пояснил Эрман, – а матушка станет направлять.
Эдгар кивнул. Суглинок в здешних местах достаточно мягкий, хватит и человеческой силы. Это для глинистой почвы, как в Оутенхэме, нужны волы.
Юноша достал из-за пояса нож, опустился на колени и начал чертить линии на бревнах, чтобы Эрману и Эдбальду было проще строгать. Он, разумеется, был младшим в семье, но старшие братья ничуть не возражали. Они знали, что Эдгар намного превосходит их в ремесле, хотя никогда не говорили этого вслух.
Пока братья возились с бревнами, Эдгар взялся за лемех – лезвие на наклонной перекладине, предназначенное для подрезания почвы. Ему принесли из сарая ржавую железную лопату. Эдгар нагрел ее в очаге, а затем обточил камнем. Получилось, конечно, довольно грубо. Пожалуй, он бы справился лучше, будь у него железный молот и наковальня.
Он заточил лемех тем же камнем.
Захотелось пить, все спустились к реке и принялись черпать воду сложенными ладонями – в доме не было ни эля, ни кружек.
К тому времени, когда матушка позвала их обедать, оставалось лишь соединить части плуга деревянными колышками.
На обед был копченый угорь с диким луком и лепешками. Рот Эдгара наполнился слюной так сильно, что юноша вдруг ощутил резкую боль в челюсти.
Квенбург что-то прошептала на ухо Эрману. Матушка нахмурилась – шептаться в присутствии других считалось дурным тоном, – но промолчала.
Когда Эдгар потянулся за третьим куском хлеба, Эрман не выдержал:
– Ты бы поменьше налегал, братец.
– Я голоден!
– У нас не так уж много еды.
Эдгар возмутился:
– Я потратил день отдыха, чтобы помочь тебе сделать плуг, а ты жалеешь для меня куска хлеба?!
Ссора вспыхнула мгновенно, как всегда случалось.
– Ты нас объешь, а мы без крова останемся по твоей милости! – бросил Эрман.
– Вчера я не ужинал, а с утра мне дали крохотную миску каши. Естественно, я не наелся.
– Мне-то что с того?
– Тогда не проси меня больше о помощи, неблагодарная тварь!
– Плуг почти готов. Вали обратно в таверну, не то к обеду опоздаешь.
– Там одни крохи опять будут.
Эдбальд всегда был спокойнее Эрмана.
– Понимаешь, Эдгар, – проговорил он, – Квенбург в тягости, ей нужно больше еды.
Эдгар заметил промелькнувшую на лице Квенбург ухмылку, и это рассердило его пуще прежнего.
– Так ешь меньше сам, Эдбальд, и не попрекай меня. Это ведь не от меня она понесла. – Он помолчал и тихо прибавил: – Слава Всевышнему.
Эрман, Эдбальд и Квенбург завопили одновременно. Матушка хлопнула в ладоши, и все притихли.
– Поясни-ка, Эдгар, что значит, что в таверне мало еды? Уж Дренг может себе позволить питаться обильно.
– Дренг человек богатый, но подлый.
– Тебя накормили завтраком.
– Ага, малюсенькая миска каши. Ему с ветчиной, а всем остальным – шиш.
– А вчера вечером ты ужинал?
– Нет. Я вернулся из Оутенхэма поздно вечером. Дренг сказал, что еды не осталось.
Матушка нахмурилась.
– Ешь сколько захочешь, сынок. А вы трое впредь запомните крепко-накрепко, что своих я всегда накормлю в своем доме.
Эдгар доел третий кусок хлеба.
Эрман угрюмо молчал, но Эдбальд осмелился спросить:
– Как часто нам придется кормить Эдгара, если Дренг его голодом морит?
– Нечасто, – заверила матушка. – С Дренгом я разберусь.
Остаток дня Эдгар гадал, как матушка выполнит свою угрозу разобраться с Дренгом. Да, она женщина находчивая и отважная, но Дренг – человек могущественный. Эдгар не боялся драки с ним – Дренг колотил женщин, а не мужчин, – но этот стервец помыкал всеми в своем доме, был мужем Лив и Этель, хозяином Блод и нанимателем Эдгара. По влиянию в маленькой деревушке он уступал только своему брату-настоятелю, то есть, по сути, мог творить почти все, что взбредет ему на ум. Ссориться с таким человеком было бы неразумно.
Понедельник начался как любой другой будний день. Блод пошла за водой, а Этель приготовила кашу. Эдгар было приступил к завтраку – смех один, а не завтрак, – и тут в таверну ворвалась Квенбург, вся красная от ярости. Обвиняюще ткнула пальцем в Эдгара и крикнула:
– Твоя мать – старая ведьма!
Эдгар догадался, что случилось что-то для него приятное.
– Я и сам порой так думаю, – добродушно ответил он. – А перед тобой она чем провинилась?
– Она хочет уморить меня голодом! Сказала, что теперь поутру мне положена всего одна миска каши!