Вечер открытых сердец

Девушки, а их было пятеро, сидели за круглым обеденным столом. Их лица казались торжественными, глаза горели в предвкушении тайны. Посередине стола, накрытого темно-зеленой с бахромой скатертью, стоял старинный бронзовый подсвечник, рядом с ним лежал коробок длинных каминных спичек, в вазе для фруктов горкой возвышались яблоки и бананы. Свечи не горели, помещение освещалось вмонтированными в стену круглыми бра. В комнате царил полумрак, отчего лица девушек казались даже загадочными.

Светлана Тополян, хозяйка квартиры, поднялась со стула, протянула руку к подсвечнику. Ее движения были подчеркнуто плавными, неторопливыми.

– Итак, –

– Что-то мне в это не верится, – подала голос Ира Наумлинская, сидевшая между Галей Снегиревой и Каркушей.

– Проверено, – возразила ей Тополян, чиркнув спичкой. – Можете считать это мистикой, но я вам правду говорю: когда кто-то врет, пламя тут же гаснет.

Луиза Геранмае тихонько присвистнула:

– Знаете, на кого мы сейчас похожи? На этих, как их… Ну, которые блюдечко по столу двигают и задают вопросы духам умерших.

– Ты имеешь в виду спиритические сеансы? – строго посмотрела на нее Тополян. – Мы будем задавать вопросы друг другу, и блюдечки тут ни при чем. И еще… – Девушка выдержала паузу и заговорила, понизив голос до полушепота: – Прежде чем мы начнем вечер открытых сердец, каждая из нас должна поклясться на пламени свечи.

– Хорошо хоть не на Библии, – хихикнула Каркуша.

– Не смешно, – фыркнула Тополян, строго взглянув на Катю.

– Так в чем клясться-то надо? – спросила Галя Снегирева, сдвинув брови к переносице.

– В том, что каждая из нас будет говорить только правду, – ответила Тополян и, помолчав немного, добавила: – И еще мы должны поклясться, что никто и никогда не узнает о том, что здесь будет происходить. Ни одна живая душа.

Над столом повисла пауза. Тополян зажгла свечу, поправила фитиль обратной стороной обгоревшей спички и поднесла свечу к лицу.

– Слушайте и запоминайте, – сказала она, окинув всех собравшихся строгим, торжественным взглядом. – Я, Светлана Тополян, в присутствии своих одноклассниц и подруг клянусь, что на любой вопрос буду отвечать правдиво и искренне… Ой! – вдруг тихо вскрикнула она. – Я забыла выключить свет.

Тополян подошла к выключателю, щелкнула им. Полумрак над столом сгустился. Колеблющееся пламя свечи освещало теперь только лицо самой Тополян. Тени, падавшие на него, искажали черты, придавая лицу Светланы несколько зловещий вид.

– Я, Светлана Тополян, в присутствии своих одноклассниц и подруг, – снова начала она, – клянусь, что на любой вопрос буду отвечать правдиво и искренне. Клянусь также в том, что ни при каких обстоятельствах не стану разглашать услышанные здесь тайны и чужие секреты. Если же я нарушу клятву, пусть презрение подруг пребудет со мной до конца дней.

Немного подержав в руке свечу, Тополян передала ее Ире Наумлинской, поскольку та оказалась к ней ближе остальных.

– А вдруг кто-нибудь спросит меня о чем-то, что касается не только меня? – спросила Ирина у Тополян. – Это же непорядочно – выдавать чужие тайны.

– Неважно, – отрезала Тополян. – В любом случае отвечать надо правдиво, потому что, кроме нас, об этом никто не узнает. Клянись! – властно потребовала она.

– Нет, девочки, вы меня извините, но я так не могу, – робко воспротивилась Наумлинская.

И тут пламя свечи погасло. Возможно, от волнения Ирина слишком резко выдохнула.

– Тогда уходи, – заявила Тополян, включая свет. – Клянись или уходи!

Взгляд Наумлинской с надеждой скользил по лицам одноклассниц. Луиза Геранмае поспешно отвела глаза в сторону. Каркуша хоть и смотрела прямо на Наумлинскую, но молчала. Галя Снегирева беспокойно заерзала на стуле. Все напряженно ожидали развязки, но ускорить ее при этом явно не желали.

Тополян в выжидательной позе застыла в дверях. В комнате установилась противоестественная тишина.

Света Тополян до последнего времени не пользовалась уважением одноклассников. Так уж сложились обстоятельства. Вернее, если уж быть до конца честными, не сами они так сложились, эти обстоятельства. Во всем Тополян была виновата сама. Сознательно, изо дня в день, всем своим поведением она противопоставляла себя остальным ученикам. Во-первых, при каждом удобном случае демонстрировала высокомерие. О чем бы ее ни спросили, Света, прежде чем ответить, выдерживала порядочную паузу, за время которой успевала смерить собеседника с ног до головы долгим, оценивающим взглядом, и только потом отвечала или, что случалось не так уж и редко, и вовсе пренебрежительно отворачивалась. Дескать, она смертельно устала от тупости и хамства окружающего мира. И, как не трудно догадаться, вскоре с ней вообще перестали общаться. Все это вполне можно было бы пережить (мало ли на свете несимпатичных личностей!), если б Тополян не совершила несколько откровенно подлых поступков.

Впрочем, началось это не сразу. Неприглядные свойства характера Тополян проявились не с первых дней ее появления в классе. Какое-то время ей удавалось, как говорится, сохранять хорошую мину при плохой игре. Дело в том, что Тополян не училась в девятом «А» с самого начала, а пришла в эту школу не так давно. Поначалу девчонки пытались наладить с ней контакт, познакомиться поближе, как это обычно бывает, когда в класс приходит новенькая. Но вскоре началось нечто невообразимое.

Больше всех не повезло Снегиревой, ставшей первой жертвой Тополян. В ту пору у Галины тоже не больно-то складывались отношения с одноклассниками, поэтому она даже обрадовалась появлению в классе новенькой. Галя Снегирева тогда только начинала писать стихи и очень хотела иметь задушевную подругу, которой можно было бы их почитать. Кроме того, у Гали тогда начинался роман с Игорем, который в ту пору был еще привязан к инвалидной коляске. Так случилось, что Снегирева, поддавшись порыву, рассказала Тополян и про стихи, и про Игоря. Тополян, изображая восхищение, попросила Снегиреву переписать стихотворение, посвященное Игорю. А на следующий день, переступив порог класса, Галина увидела на доске это самое стихотворение, которое Тополян сопроводила циничным и жестоким посвящением: «Калеке двадцать первого века посвящается». Понятно, что имелся в виду Игорь. Надо ли говорить, что после этого случая Снегирева перестала общаться с Тополян. В ту пору она вынашивала план мести, но Игорь убедил Галину не мстить.

Потом, уже гораздо позже, когда Снегирева с помощью программы «Времечко» и победы в поэтическом конкурсе сумела раздобыть деньги на операцию Игорю, Тополян, подслушав в кафе ее разговор с Черепашкой, позвонила Игорю и посоветовала ему включить телевизор в назначенный час, выдав тем самым намерения Гали. И если бы Снегиревой не пришла в голову спасительная идея обратиться к хирургу, который должен был делать операцию, деньги, собранные ею с таким трудом, так и остались бы лежать в коробке из-под печенья. К счастью, доктор понял все как надо и без лишних слов взял у Снегиревой требуемую сумму, пообещав, что ни при каких обстоятельствах не расскажет Игорю, кто на самом деле явился его спасителем.