Вечера на хуторе близ Диканьки. Вий
Шрифт:
В том селе был у одного козака, прозвищем Коржа, работник, которого люди звали Петром Безродным; может, оттого, что никто не помнил ни отца его, ни матери. Староста церкви говорил, правда, что они на другой же год померли от чумы; но тетка моего деда знать этого не хотела и всеми силами старалась наделить его родней, хотя бедному Петру было в ней столько нужды, сколько нам в прошлогоднем снеге. Она говорила, что отец его и теперь на Запорожье, был в плену у турок, натерпелся мук бог знает каких и каким-то чудом, переодевшись евнухом, дал тягу. Чернобровым дивчатам и молодицам мало было нужды до родни его. Они говорили только, что если бы одеть его в новый жупан*, затянуть красным поясом, надеть на голову шапку из черных смушек с щегольским синим верхом, привесить к боку турецкую саблю, дать в одну руку малахай*, в другую люльку в красивой оправе, то заткнул бы он за пояс всех парубков тогдашних. Но то беда, что у бедного Петруся всего-навсего была одна серая свитка, в которой было больше дыр, чем у иного жида в кармане злотых. И это бы еще не большая беда, а вот беда: у старого Коржа была дочка-красавица, какую, я думаю, вряд ли доставалось вам видывать. Тетка покойного деда рассказывала, – а женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом, не во гнев будь сказано, нежели назвать кого красавицею, – что полненькие щеки козачки были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою, горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся солнышком; что брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов девушки наши у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись в ясные очи; что ротик, на который глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись, на то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (тогда еще девушки наши не заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками*), падали курчавыми кудрями на шитый золотом кунтуш*. Эх, не доведи Господь возглашать мне больше на крылосе аллилуйя, если бы, вот тут же, не расцеловал ее, несмотря на то что седь пробирается по всему старому лесу, покрывающему мою макушку, и под боком моя старуха, как бельмо в глазу. Ну, если где парубок и девка живут близко один от другого… сами знаете, что выходит. Бывало, ни свет ни заря, подковы красных сапогов и приметны на том месте, где раздобаривала Пидорка* с своим Петрусем. Но все бы Коржу и в ум не пришло что-нибудь недоброе, да раз – ну, это уже и видно, что никто другой, как лукавый дернул, – вздумалось Петрусю, не обсмотревшись хорошенько в сенях, влепить поцелуй, как говорят, от всей души, в розовые губки козачки, и тот же самый лукавый, – чтоб ему, собачьему сыну, приснился крест святой! – настроил сдуру старого хрена отворить дверь хаты. Одеревенел Корж, разинув рот и ухватясь рукою за двери. Проклятый поцелуй, казалось, оглушил его совершенно. Ему почудился он громче, чем удар макогона об стену, которым обыкновенно в наше время мужик прогоняет кутью, за неимением фузеи* и пороха.
«…святого Пантелея». Святой Пантелей – святой Пантелеимон, раннехристианский великомученик, врач по профессии, известный как великий целитель.
Единственная житийная икона св. Пантелеимона византийского времени
«…на светлое воскресение…» Светлое воскресенье – праздник Пасхи.
Н. Пимоненко. Пасхальная заутреня в Малороссии
«…одеть его в новый жупан…» Жупан – восточноевропейская приталенная верхняя одежда, элемент сарматской моды. Изначально был распространен среди состоятельного населения Речи Посполитой, шился из дорогих тканей – штофа, парчи, тонкого сукна. Позднее получил распространение среди крестьян. Типичная одежда украинцев казацких времен.
«…дать в одну руку малахай…» Малахай (разг.) – длинный кожаный кнут, плетеный ремень из сыромятной кожи, изначально с узлом на конце.
«…заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками…» Дрибушки (укр.) – тоненькие, мелко заплетенные косички.
Синдячка (укр.) – узкая лента.
Польские дворяне в жупанах. XVII век
«…на шитый золотом кунтуш». Кунтуш – в Украине и Польше XVI–XVIII веков верхняя распашная одежда, как мужская, так и женская. Вместе с жупаном кунтуш был традиционной одеждой состоятельных людей (шляхты). Шился из сукна или шелка.
Украинский шляхтич в кунтуше
«…где раздобаривала Пидорка…» Раздобаривать – болтать, беседовать; раздобар – болтовня, пустые разговоры.
Пидорка – уменьшительная украинская форма имени Федора (Феодора, Теодора), в переводе с греческого – Божий дар.
Очнувшись, снял он со стены дедовскую нагайку* и уже хотел было покропить ею спину бедного Петра, как откуда ни возьмись шестилетний брат Пидоркин, Ивась, прибежал и в испуге схватил ручонками его за ноги, закричав: «Тятя, тятя! не бей Петруся!» Что прикажешь делать? у отца сердце не каменное: повесивши нагайку на стену, вывел он его потихоньку из хаты: «Если ты мне когда-нибудь покажешься в хате или хоть только под окнами, то слушай, Петро: ей-богу, пропадут черные усы, да и оселедец твой, вот уже он два раза обматывается около уха, не будь я Терентий Корж, если не распрощается с твоею макушей!*» Сказавши это, дал он ему легонькою рукою стусана* в затылок, так что Петрусь, невзвидя земли, полетел стремглав. Вот тебе и доцеловались! Взяла кручина наших голубков; а тут и слух по селу, что к Коржу повадился ходить какой-то лях, обшитый золотом, с усами, с саблею, со шпорами, с карманами, бренчавшими, как звонок от мешочка, с которым пономарь* наш, Тарас, отправляется каждый день по церкви. Ну, известно, зачем ходят к отцу, когда у него водится чернобровая дочка. Вот один раз Пидорка схватила, заливаясь слезами, на руки Ивася своего: «Ивасю мой милый, Ивасю мой любый! беги к Петрусю, мое золотое дитя, как стрела из лука; расскажи ему все: любила б его карие очи, целовала бы его белое личико, да не велит судьба моя. Не один рушник вымочила горючими слезами. Тошно мне. Тяжело на сердце. И родной отец – враг мне: неволит идти за нелюбого ляха. Скажи ему, что и свадьбу готовят, только не будет музыки на нашей свадьбе: будут дьяки петь вместо кобз и сопилок*. Не пойду я танцевать с женихом своим: понесут меня. Темная, темная моя будет хата: из кленового дерева, и вместо трубы крест будет стоять на крыше!»
«…снял он со стены дедовскую нагайку…» Нагайка – короткая ременная плеть иногда со «шлепком» (кожаной бляшкой) на конце, использовалась для управления лошадью.
Нагайка
«…за неимением фузеи…» Фузея (польск. fuzuja – ружье) – кремневое ружье, заменившее мушкет. В XVII–XIX веках находилось на вооружении русской и некоторых иностранных армий.
Фузея
И. Репин. Запорожец. Этюд к картине «Запорожцы пишут письмо турецкому султану»
«…да и оселедец твой, вот уже он два раза обматывается около уха, не будь я Терентий Корж, если не распрощается с твоею макушей». Утрата оселедца – длинного чуба, который отращивали на макушке, обривая вокруг него волосы, – воспринималась его обладателем как позор и унижение. Именно поэтому турки часто отрезали чубы у пленных казаков. На Запорожской Сечи изначально оселедец был отличительным знаком зрелого, проявившего себя в бою или морском походе воина, молодым запорожцам так стричься не разрешалось. Однако со временем такой чуб стали носить многие из тех, кто имел какое-то отношении к Запорожью, – чумаки, крестьяне из ближайших сел.
«…дал он ему легонькою рукою стусана…» Стусан (укр.) – несильный удар кулаком.
«…с которым пономарь…» Пономарь – православный церковнослужитель низшего ранга; в его обязанности входило звонить в колокола, зажигать свечи в храме, прислуживать при богослужении.
Как будто окаменев, не сдвинувшись с места, слушал Петро, когда невинное дитя лепетало ему Пидоркины речи. «А я думал, несчастный, идти в Крым и Туречину, навоевать золота* и с добром приехать к тебе, моя красавица. Да не быть тому. Недобрый глаз поглядел на нас. Будет же, моя дорогая рыбка, будет и у меня свадьба: только и дьяков не будет на той свадьбе; ворон черный прокрячет вместо попа надо мною; гладкое поле будет моя хата; сизая туча – моя крыша; орел выклюет мои карие очи; вымоют дожди козацкие косточки, и вихорь высушит их. Но что я? на кого? кому жаловаться? Так уже, видно, Бог велел, – пропадать так пропадать!» – да прямехонько и побрел в шинок.
«…вместо кобз и сопилок». Кобза – старинный украинский струнный щипковый музыкальный инструмент с четырьмя и более парными струнами. Любимый инструмент казаков, кобза была широко распространена среди украинского крестьянства. К концу XIX века почти вышла из употребления, замененная бандурой.
Сопилка – украинский народный духовой инструмент, разновидность дудки. Встречается несколько вариантов сопилки – с 5 и 6 отверстиями, длиной от 20 до 40 см.
Л. Жемчужников. Кобзарь на дороге
Сопилка-гуцулка
«…идти в Крым и Туречину, навоевать золота». Сведения о захватнических походах казаков, о набегах на населенные пункты и торговые караваны, о наемной службе зафиксированы с начала XVI века. В XVII веке походы казаков в Османскую империю и войны с турками стали обычным явлением, к тому же довольно прибыльным. Например, в 1616 году 2 000 казаков во главе с Петром Сагайдачным разгромили в устье Днепра турецкую флотилию, захватили десятки галер и сотню лодок. Затем они напали на Кафу – рынок рабов в Крыму, ограбили местное турецкое и татарское население, попутно освободив из неволи тысячи рабов.