Вечера на укомовских столах
Шрифт:
Разошлись лесорубы развеселившиеся. По правде говоря, они опасались, ожидая солидного «буксира», но, увидев молодцов, успокоились. Этих-то желторотых шутя можно загнать в доску. К лесу привычка нужна. Лес — это ведь сила, его соломой не сломишь. Бородачи не ошиблись: среди безусых энтузиастов не было мозолистых рук. Все новые дружки Ивушкина были ему под стать — людьми, никогда в жизни не срубившими живого дерева.
Вот Бобенчиков-парикмахер.
— Вы понимаете, ребята, надоело мне заниматься бессмыслицей. Ты людей бреешь — они обрастают.
Или Вострецов, продавец галантерейного магазина.
— Это же дело для барышень кисейных. А меня — эк вымахало, — он расправил могучие плечи, — в дедушку, первого на селе косца. Стыдно в такое время галстучки пижонам продавать…
Так же и Володин, комсомольский работник, инструктор райкома.
— Это очень нужное дело, конечно, — агитация и пропаганда… У меня к этому с детства было призвание, талант. Здорово я людей уговаривал ехать на стройки, ковать нашу мощь… И до того доуговаривался, что сагитировал самого себя…
Разные были ребята, но объединяло их одно — жажда подвига.
Некоторым романтикам казалось, что главное — явиться туда, где сейчас начался бой за пятилетку, это уж само по себе геройство, и все им должны быть благодарны. Однако неласковый прием со стороны коренных лесорубов озадачил пылкие головы.
Но Ивушкин не унывал:
— Ничего, мы еще раззадорим эту инертную массу!
— Это все верно, — шутил Володин, — как поднимать массы, я знаю, а вот как деревья рубить — нет!
— Научимся!
— Выполним ли мы норму? А что, если не осилим?..
Проговорили в эту ночь допоздна.
Серый рассвет медленно приоткрывал тьму, сгустившуюся над лесным урочищем. Вот стала отличима сосна от березы, снежный сугроб от облака. Последние зайцы, запутав следы, свернулись клубками на дневных лежках. Попрятались в дупла ушастые совы. И тогда раздался звон колокола, призывающего на работу.
Невыспавшиеся комсомольцы, вооружившись плохо насаженными казенными топорами, отправились на первую рубку. Разводящий шел, не оглядываясь, утаптывая им стежку огромными валенками.
Лесорубы еще спали. Двери их землянок были плотно прикрыты. Бахрома инея опушила окна и трубы. Тоскливо раздавалось тявканье одинокой собаки.
Разводящий указал место рубки и торопливо ушел. Ребята долго стояли, задрав головы вверх. Мачтовые сосны нерушимо держали на своих спутавшихся вершинах тяжелые крыши снегов. Посматривая друг на друга, ребята никак не могли решить, с какого конца начать.
Ивушкин стиснул зубы и ударил первую попавшуюся сосну. Топор звякнул и вывернулся; отлетела мерзлая щепка. Ребята неистово затяпали по гулким стволам.
Первым бросил топор Вострецов, тряхнув заиндевевшими кудрями. Оглянувшись на него, приостановились и остальные. Деревья стояли обезображенные неровной рубкой, но ни одно и не думало падать.
Один Ивушкин рубил как одержимый. На коленях обошел
У Ивушкина выпал из рук топор.
Ребята не выдержали и захохотали.
— Ну, — сказал Бобенчиков, — высокоидейные кубометры повисли в воздухе.
— Сначала надо срубить дерево головой, а потом руками, — заявил Володин.
— Верно, — поддержал Вострецов, — надо оглядеться. Бросили нас одних нарочно.
Первое производственное совещание началось в лесу стихийно. Следующее дерево стали валить исподволь.
Один влез и закрючил дерево. Натянули веревку, захлестнув ее за соседнее. Затем сделали насечку на той стороне, на которую оно должно падать, и начали подрубать. Дерево повалилось с оглушительным треском. Ребята от радости закричали и запрыгали вокруг елки, как дети.
Лесорубы вышли, как обычно, лениво, часов в десять, и приступили к работе. Звон их топоров был част и ловок. Двое ребят подползли и долго наблюдали за их приемами. Нарубив по два кубометра на брата, вологжане подошли взглянуть на своих соперников и увидели дюжину деревьев с измочаленной древесиной и расстроенных ребят с красными, точно сваренными, ладонями рук. Лесорубы попятились за деревья, сдерживая смех. Уж очень жалко выглядели ребята. Они все рубили, пока не полиловели снега и в бездымном небе не замерцали робкие северные звезды.
В прокисшей, прелой землянке как убитые заснули неудачники. Среди ночи, встрепанный и злой, вскочил вдруг Ивушкин и разбудил ребят.
— Слушайте, что я придумал, — сказал он. — Пока бородачи храпят, давайте ночью хотя бы полнормы нарубим. Воспользуемся полнолуньем, светло как днем.
Посоветовавшись, ребята быстро оделись и вышли на улицу.
Заиндевелые ели и сосны, залитые голубоватым лунным светом, стояли нарядные и красивые, как невесты. Жаль было рубить их, а надо.
Работали дружно, с огоньком. До захода луны многие деревья полегли.
Возвращались комсомольцы усталые, но довольные. Поспали часок-другой, а с рассветом снова за топоры.
В этот день впервые удалось выполнить норму. Бородачи, не выказав и тени удивления, на следующий день нарубили немного больше.
Ребята потратили еще ночь и перевыполнили норму. Бородачи еще немного надбавили. Без сна, без отдыха, исхудав, комсомольцы еще раз обогнали в этом тяжком соревновании, и снова мужики без особой натуги перекрыли их выработку — еще на «чуток».
И все-таки вологодских не удавалось по-настоящему расшевелить.