Вечера в таёжном селе
Шрифт:
– Валерка! – закричала она и повисла на шее, но вдруг ее объятья ослабли – она ощутила незнакомый, неприятный запах от брата. Девочка мгновение подумала и, видимо приняв решение, обняла брата крепче. Валера понял, что малышка решила любить его, несмотря на все, что было в его жизни, и чего она не знала.
Вся семья высыпала на крик. Каждый пытался обнять и поцеловать Валеру, и он едва сдерживался чтобы не расплакаться. Все время жизни вне дома он убеждал себя, что «эти ханжи» (родители) настроили всех младших против него и сами ненавидят его. Но сейчас парень увидел совершенно обратную картину. Ему были рады, его любили в этом доме.
Мать со слезами обняла сына и прижала к груди свое сокровище. Она верила, что сын вернулся навсегда. Отец также радостно и крепко обнял Валеру.
– Сын! Наконец-то! Ты вернулся! Мы так долго молились об этом! – шепнул он, стараясь сдержаться и не плакать. Ком, подступивший к горлу мешал говорить громко.
Валера вдруг ощутил почти забытое тепло и мир своего дома. Парню стало мучительно стыдно, что он последние годы не отвечал настоящей любовью на любовь своей семьи, что он уже давно мечтал уйти и жить для себя, жить, не учитывая ничьих интересов. Да и теперь Валера не собирался оставаться – он пришел лишь за своими вещами и за деньгами, если получится выманить их у родителей. А его семья простила все обиды и любит его, несмотря ни на что. Но парень быстро поборол стыд, рассердившись на себя за «слабохарактерность». Но расстраивать малышей Валера все же, не решился, поэтому посидел немного за столом, куда его сразу повели дети, выпил чаю с печеньем и предложил малышам идти поиграть.
– Валер! А я выучила твою любимую песню – сообщила младшая сестренка, – хочешь сыграю?
– Нет, спасибо, в другой раз! – усмехнулся Валера, осторожно направляя ее в комнату.
Родители поняли, что сын хотел бы поговорить, и убедили детей уйти в комнаты. Затем отец внимательно посмотрел в глаза сыну.
– Сначала я поверил, что ты вернулся навсегда, но теперь мне кажется, что это не так… – было не ясно спрашивает он или сообщает.
– Да, ты прав, я пришел только за вещами, – Валера сжал руки под столом, словно пытаясь удержать равновесие.
– Ты решил жениться?
– Нет, а с чего ты решил?
– Ты говорил, что придешь за вещами когда решишь жениться, – напомнила мать.
– Я передумал, – ответил Валера, – мне нужны вещи сейчас.
– Хорошо, забирай, – согласился отец.
– Может, ты вернешься, сынок! – в глазах матери стояли слезы.
– Если я смогу жить так, как захочу, – Валера поставил условие скорее для того, чтобы убедиться в незыблемости границ своего дома. Это была «проверка прочности стен».
– Нет, ты не сможешь вести распутную жизнь в этом доме! – голос отца звучал спокойно, но строго, – никогда.
– Я так и знал, поэтому пришел за вещами, – усмехнулся Валера.
– Ты нуждаешься? У тебя есть что покушать? – мать готова была отдать последний кусок.
– Нет, если бы я был голоден, согласился бы поесть вместо чая, – ответил парень, – ну я пойду…
Ему стало неуютно в стенах дома, где он вырос. Теперь Валера сам ясно ощутил, как сильно изменился. На выходе мать сунула сыну денег. Отец стоял и смотрел, затем прокомментировал:
– Это в первый, но и в последний раз! Я долго думал над притчей о «блудном сыне» и понял важную вещь: отец дал денег сыну один раз, чтобы показать любовь, но потом даже когда сын готов был есть рожки из свиного корыта, отец не сделал ни одной передачки и ни разу не предложил… хотя прекрасно знал положение вещей. Запомни, сын, мы любим тебя и ждем, но помогать тебе опускаться мы не будем. Следующий раз приходи навсегда, мы отдадим тебе все, что можем, но и ты оставайся навсегда, расставшись с грехом… – он тяжело замолчал, потом с трудом выдавил из себя, – или не приходи… Я не позволю превратить наш дом в дом терпимости.
– Что ж, спасибо, за вещи и деньги… – Валера осклабился, – и за предупреждение.
– Пожалуйста, – голос отца дрогнул, но решение осталось непоколебимым.
Мать плакала, но не возражала против решения отца. Видно было, что это условие родители обсуждали и принимали вместе.
– Что ж… мне пора, – Валера быстро и решительно вышел за дверь.
Родители, проводив сына, ушли в комнату и вновь преклонили колени.
– Господи, дай ему еще возможности и время для спасения, – плакала мать.
– Прошу Тебя, Господи, дай ему время! – молился отец.
Валера быстро и решительно удалялся от дома. Он знал, что не может вернуться и жить в нем, пользуясь как прежде этим миром и радостью дружной семьи, не изменившись и не отказавшись от порочной жизни.
– Да уж… послушай как я играю! В моих мозгах сейчас совсем не музыка… скорее сплошной ритм… бешенный ритм, – усмехнулся Валера, сев в машину и вспомнив просьбу сестренки, затем задумался и тихо произнес, – наверное действительно что-то во мне отмирает… да уж, ценитель классической музыки и сложных импровизаций слушает ширпотреб… я действительно меняюсь… – он помолчал и вскинул голову, – ладно, я всегда смогу вернуться… знания и вкус не меняются до конца…
Валера тронулся, но на сердце лежала тяжесть. Впервые за время жизни вне дома он ощутил тоску по дому, по домашнему теплу и любви, он начал уставать от разгульной и пустой жизни, так много обещавшей, но так мало давшей его душе. Впервые парень сравнил жизнь до ухода из дома и из церкви и то, что получил сейчас и на удивление прежняя жизнь теперь казалась ярким светлым лучом в его жизни.
«Да уж… за что боролся, на то и напаролся! – усмехнулся мысленно парень, – а где обещанная свобода… скорее я чувствую себя как в западне… куда ни кинься – решетка. – Он задумался, затем горько усмехнулся, – и все же я еще не дозрел, чтобы отказаться от кайфа получать любую женщину, которую хочу… Наверное это похлеще наркоты… Лучше бы я не пробовал этого! Жил бы спокойно как все в церкви…».
Получив деньги на питание, Валера понимал, что их нужно экономить, чтобы дожить до зарплаты и не стоит идти в бар, по крайней мере сейчас, но он уже не мог просто быть один, как ребенок, добравшийся до запретного шоколада, он не мог остановиться вовремя, даже когда к горлу подступала тошнота. В тот же вечер Валера вновь оказался в баре…
Грустно, словно подводя черту, закончил рассказчик. Вечер закончился. Сегодня почему-то никому не хотелось петь перед концом собрания. Даже вопросов не задавали. Расход был тихим и грустным. Многие из слушателей вспомнили своих близких и родных, также стремящихся во тьму.
Илья попросил одного из старцев, присутствующих на собрании попросить благословения на расход.
На следующий день рассказчик начал довольно бодро. Он решил не рассказывать два дня подряд только о грустном. После общего пения и молитвы, предложил:
– Прежде чем продолжить вчерашнюю историю, я хотел бы рассказать немного о нашем руководителе, о его юности, вы не возражаете?
– Нет, с удовольствием послушаем, – послышались голоса.