Вечеринка у Леобиля
Шрифт:
– Мне не хочется, - сказал Фолюбер, но, взглянув на Майора, быстро выпил.
– Твое здоровье, друг, - сказал Майор.
Взгляд Фолюбера вдруг упал на лицо Женнифер. Она стояла в углу с другими девушками и смотрела на него с презрением. У Фолюбера подкосились ноги.
Майор одним глотком осушил стакан.
Почти все мужчины уже вышли из комнаты. Последний (его звали Жак Бердиньдинь, и он был храбрец) схватил тяжелую
– А ну, покажись, - сказал он и вытащил храбреца на середину комнаты.
– Возьмешь девчонку, какая понравится, и разденешь догола.
Девушки вспыхнули от ужаса.
– Я отказываюсь, - сказал Бердиньдинь.
– Смотри, пожалеешь, приятель, - сказал Майор.
– Что угодно, только не это, - сказал Бердиньдинь.
Фолюбер с испугу машинально налил себе еще один стакан и залпом выпил.
Майор ничего не сказал. Он подступил к Бердиньдиню и схватил его за руку. Потом крутанул ее, и Бердиньдинь взвился в воздух. Пока он падал, Майор, воспользовавшись ситуацией, сорвал с него брюки.
– Ну, друг, приготовься, - сказал он.
Он оглянулся на девушек.
– Желающие имеются?
– ухмыляясь, спросил он.
– Довольно, - сказал оглушенный Бердиньдинь и, пошатываясь, попытался уцепиться за Майора. Это вышло ему боком. Майор приподнял его и швырнул на пол. Бердиньдинь плюхнулся и остался лежать, потирая бока.
– Эй, ты, рыжая, - сказал Майор.
– Поди сюда.
– Оставьте меня в покое, - побелев как мел, сказала Женнифер.
Фолюбер между тем опорожнял четвертый стакан, и голос Женнифер поразил его, как удар грома. Он медленно повернулся на каблуках и посмотрел на нее.
Майор подошел к девушке и одним движением оторвал бретельку ее платья цвета морской волны. (Любовь к истине понуждает меня сказать, что зрелище, которое открылось при этом, было не лишено приятности.)
– Оставьте же меня, - повторила Женнифер.
Фолюбер провел руками по глазам.
– Это сон, - промычал он, едва ворочая языком.
– Подойди сюда, - сказал ему Майор.
– Держи ее, а ты действуй.
– Нет!
– возопил Бердиньдинь.
– Не хочу!.. Что угодно, только не это... Женщину я не трону!
– Добро, - сказал Майор.
– Я добрый Майор.
– Не отпуская Женнифер, он шагнул к Фолюберу.
– Раздевайся, сказал он, - и займись тем малым. А я займусь этой.
– Отказываюсь, - сказал Фолюбер.
– А ты давай чеши отсюда. Ты нам осточертел.
Майор отпустил Женнифер. Он набрал в легкие воздуху, так что его грудная клетка раздулась самое малое на метр двадцать пять. Женнифер удивленно уставилась на Фолюбера, не зная, поднять ли ей лиф платья или оставить как есть, чтобы Фолюбер черпал силы в этом зрелище. Она склонилась ко второму решению.
Фолюбер взглянул на Женнифер, издал легкое ржание, ударил копытом и стремительно налетел на Майора. Получив удар в солнечное сплетение в тот самый миг, когда его грудная клетка раздулась до предела, Майор страшно крякнул и согнулся пополам. Впрочем, он сразу же разогнулся, и Фолюбер воспользовался этим, применив классический прием дзюдо, когда на глаза жертве натягивают уши и одновременно дуют в нос.
Майор посинел и стал задыхаться. В ту же секунду Фолюбер, силы которого удесятерялись под двойным воздействием любви и аперитивов, просунул голову ему между ног, приподнял и вышвырнул Майора в окно через заставленный блюдами стол.
В гостиной Леобиля вновь воцарилось спокойствие. Наступила глубокая тишина, и Женнифер, так и не поднимая лиф платья, упала в объятия Фолюбера, который рухнул под ее тяжестью - в девушке было все-таки килограммов шестьдесят. К счастью, сзади стояло все то же кресло из бурдючной кожи.
Что до Майора, то он описал волнистую кривую и, совершив несколько удачных оборотов, сумел вернуться в вертикальное положение, однако ему не повезло - он упал в красное и черное открытое такси и не успел еще прийти в себя, как оно умчало его вдаль.
А придя в себя, он выставил таксиста, угрожая ему, и повел машину к своему обиталищу, вилле под названием "Львиное сердце".
По дороге, чтобы не признать себя побежденным, он задавил честного торговца, который, к счастью, оказался торговцем краденым.
А Фолюбер и Женнифер посвятили весь остаток вечера починке платья. Удобства ради Женнифер сняла его, а Леобиль из благодарности предоставил им по такому случаю собственную комнату и электроутюг из китайской перегородчатой эмали, который достался ему от матери, а ей, в свою очередь, от его бабушки, которым в его семье гладили из поколения в поколение, еще со времен первых крестовых походов.