Вечеринка в Хэллоуин
Шрифт:
– Факты, – ответил Пуаро. – Факты, которые в свое время будут расставлены по местам при помощи дат.
– Это все? Что еще вам удалось узнать?
– Что никто не верит в правдивость Джойс Рейнолдс.
– Когда она говорила, что видела убийство? Но я сама это слышала.
– Да, она это говорила. Но никто не верит, что это правда. Следовательно, существует возможность, что она не видела ничего подобного.
– Мне кажется, – заметила миссис Оливер, – что ваши факты тянут вас назад, вместо того чтобы вести вперед или хотя бы оставлять на том же месте.
– Факты следует привести к соответствию.
– Кто еще мог его подделать?
– В деревне был другой «специалист» в этой области. Его уже однажды обвинили в подделке, но он легко отделался, так как совершил преступление впервые и при смягчающих обстоятельствах.
– Новый персонаж? Я его знаю?
– Нет, не знаете. Его уже нет в живых.
– Вот как? Когда же он умер?
– Около двух лет назад. Точная дата мне еще неизвестна, но я ее выясню. Из-за историй с женщинами, возбуждавшими ревность и иные эмоции, его зарезали однажды ночью. У меня есть идея, что отдельные инциденты могут оказаться связанными друг с другом теснее, чем о них думают. Возможно, не все, но некоторые из них.
– Звучит интересно, – сказала миссис Оливер, – но я не вижу…
– Пока что я тоже, – прервал Пуаро. – Но думаю, даты могут помочь. Даты определенных событий, того, где находились люди, что они делали и что с ними происходило. Все думают, что иностранная девушка подделала завещание, и, возможно, они правы. В конце концов, выигрывала от этого только она. Хотя подождите…
– Подождать чего? – осведомилась миссис Оливер.
– Мне в голову пришла очередная идея, – сказал Пуаро.
Миссис Оливер со вздохом взяла очередной финик.
– Вы возвращаетесь в Лондон, мадам? Или погостите здесь еще?
– Возвращаюсь послезавтра. Больше не могу здесь задерживаться. У меня скопилось много дел.
– Скажите, в вашей квартире или вашем доме – не помню, где вы сейчас живете, так как вы в последнее время часто переезжали, – там есть комната для гостей?
– Я никогда в этом не признаюсь, – ответила миссис Оливер. – Если вы скажете, что у вас в Лондоне есть свободная комната, то все ваши друзья, знакомые и их родственники забросают вас письмами с просьбами приютить их на ночь. Мне это вовсе не улыбается. Придется сдавать в прачечную постельное белье; к тому же гостям нужен утренний чай, а некоторые ожидают, что им еще будут подавать еду. Поэтому о том, что у меня есть свободная комната, знают только самые близкие друзья. Люди, которых я хочу видеть, могут прийти и остаться, но другие – благодарю покорно. Не желаю, чтобы меня использовали.
– Вы очень благоразумны, – одобрил Эркюль Пуаро.
– А почему вы об этом спрашиваете?
– Вы могли бы принять одного или двух гостей в случае необходимости?
– Вообще-то могла бы, – отозвалась миссис Оливер. – А кого вы имеете в виду? Не себя же? У вас прекрасная квартира – ультрасовременная, абстрактная, сплошные квадраты и кубы.
– Просто это может понадобиться в качестве меры предосторожности.
– Для кого? Кого-то еще собираются убить?
– Надеюсь, что нет, но такую возможность исключать нельзя.
– Но кого? Я даже представить не могу…
– Насколько хорошо вы знаете вашу подругу?
– Джудит? Ну, не так уж хорошо. Просто мы понравились друг другу во время круиза и всюду ходили вместе. В ней было что-то… ну, возбуждающее, не похожее на других.
– Вы бы могли когда-нибудь «вставить» ее в одну из ваших книг?
– Ненавижу эту фразу. Люди всегда у меня это спрашивают, но я никогда не изображаю в книгах своих знакомых.
– Но разве, мадам, вы никогда не вводите в книги, допустим, не ваших знакомых, а людей, которых просто встречаете?
– Вообще-то вы правы, – согласилась миссис Оливер. – Иногда вы о многом догадываетесь. К примеру, видишь сидящую в автобусе толстую женщину, которая ест сдобную булочку и при этом шевелит губами, и представляешь, будто она с кем-то говорит или обдумывает предстоящий телефонный разговор, а может быть, письмо. Смотришь на нее – на то, какие на ней туфли, юбка, шляпа, есть ли у нее обручальное кольцо, – думаешь, сколько ей лет, а потом выходишь из автобуса и больше ее никогда не встречаешь. Но в голове складывается история о женщине по имени миссис Карнеби, которая возвращается домой в автобусе и вспоминает, как видела в кондитерской лавке кого-то, кто напомнил ей человека, которого она когда-то встречала и считала умершим, но, очевидно, ошибалась… – Миссис Оливер умолкла, переводя дыхание. – Знаете, это истинная правда, – продолжала она. – Уезжая из Лондона, я видела в автобусе такую женщину, и теперь у меня в голове возникла эта история. Скоро я придумаю весь сюжет – что за человека она видела, грозит ли опасность ей или ему. Думаю, я даже знаю ее имя – Констанс Карнеби. Только одна вещь может все испортить.
– А именно?
– Ну, если я снова встречу ее в другом автобусе, она заговорит со мной или я с ней – и что-то о ней узнаю. Это разрушит весь замысел.
– Да, конечно. Персонаж должен быть целиком вашим. Она – ваше дитя. Вы создали ее, знаете, где она живет и чем занимается. Но идею вам подало реальное человеческое существо, и, если вы узнаете, что оно собой представляет в действительности, история не состоится, не так ли?
– Вы снова правы, – кивнула миссис Оливер. – И насчет Джудит вы, очевидно, правильно догадались. Мы были вместе с ней в круизе, осматривали достопримечательности, но я не так уж хорошо ее знаю. Она вдова – муж умер, оставив ее почти без средств к существованию с дочерью Мирандой, которую вы видели. Они обе вызывают у меня какое-то странное чувство – словно они участвуют в какой-то захватывающей драме. Я не желаю знать, что это за драма, не желаю, чтобы они рассказывали мне о ней. Мне хочется самой ее придумать.
– Выходит, мать и дочь – кандидаты на включение в очередной бестселлер Ариадны Оливер.
– Иногда вы просто невыносимы! – воскликнула миссис Оливер. – В ваших устах это звучит чудовищно вульгарно. – Подумав, она добавила: – Возможно, так оно и есть.
– Нет, нет, это не вульгарно – напротив, вполне естественно.
– И вы хотите, чтобы я пригласила Джудит и Миранду в мою лондонскую квартиру?
– Нет, – ответил Пуаро, – покуда я не буду уверен, что одна из моих маленьких идеек может оказаться верной.