Вечерник

Дорофеев Владислав Юрьевич

Санкт-Петербург

Неотвратимый поршень злой Невыпо мановению гермафродита,под звучный рокот ангельской трубы,каналами путь торит из гранита.Я у Казанской Богородицыпролью слезу скупого прозелита,вдыхая дух обратной стороны,которая восстала из Магрита.Вид страшен Петропавловской стены,когда я похудевший от войны,везу заледеневший труп рахита.Горбатятся горчичные мосты,в тумане формируются дворцы —как ранний признак русского мастита.2004

Немецкий цикл

Короткая связь

Немецкая отрывистая речьникак меня не вдохновила,сомнения не зародила,и не заставила тебя стеречь.Глаза твои горят, как две свечи,я вслед иду на перекресток,ты выглядишь почти подростком,и щеки твои очень горячи.Я помню, как когда-то на войне,ты убивала отреченно,стрелял твой дед разгоряченный,поставив меня твердым лбом к стене.Твой смех тогда я ненавидел,твой изумлял меня немой испуг,представил я себе, как Гитлер,с трибуны врал в кольце твоих подруг.Ты так трясла своею грудью,ты так меня любила на костре,к нам шли обугленные люди,и умирали вместо нас во сне.Ты, как танцующая рыба,ты растворилась, как слеза во тьме,ты как построенная дыба,ты после смерти предстоишь во мне.Не помню ласк твоих основы,глаза мои взрываются от грез,и плоский след пустой подковызапомню навсегда, как запах слез.Сниму очки в стальной оправе,свой взгляд остановлю я на копье,давно готов я к мысленной расправе,устали мои руки на тебе.2003

Налет

я на противень площади упал и засыпаюмне снится отраженный храм на небесахиду я с Саррой по ступеням колокольнис мечом стальным на поворотах отдыхаюя вижу бомбы в небе, как вороньи стаив чернильную капель вдруг превращаясьвот бомбы на лету, правдиво собираясьвтыкаются стрелой, и сердце разрушаюти с воем мерзко капли в землю ударяюти убивают, убивают, убивают или ранятвсе трупы, трупы чернокрыло накрываюттогда кусок

небес над Кёльном вырезаюдыханием застывшие все бомбы согреваюловлю руками капли, но всё не выпиваювсё врагу с попутным рейсом отправляювода с небес течет, как кровь небытияс наклоном падая на крыши иль рисунокдорога Аппиевая, как ребенок, холодназдесь все растения под камнем утихаютхвостами свастики корней переплетаясьв дорогу хлеба грубого с собой возьмувслед за когортами за Рейн переступаюхитон кровавый в Трир тайком перенесуя воду отравлю, ей крестоносцев напоюв Иерусалим земной за облака я отлечуздесь под стеклом небесный храм ваяютколенопреклоненные волхвы пока мертвыи ничего о новорожденном они не знаютдо дыр, видимо, обветшал платок Мариив отличие от всех, она про Бога знаетна косогорах Мозеля лоза произрастаетот Рислинга сухого воздух чуть горчити американский флаг над черным бродомплещется, огромный, полосатый, пошлыйздесь нас томит сентиментальный разумот слюнявых мнений уже рябит в глазахафористично мыслю я, взбираясь в горубулькают слова, извергнутые со слюнойна кладбище в замшелых лягу я крестахтут не летали наглые и злые англичанетраву зеленую стригут тут по субботамкалитка тут не ржавая и не со скрипоммне без коляски так легко идти с горыно я забыл почти, как город называлсянет, вспоминаю – город Линц – кажетсяраз как-то по Германии в субботу одиниду я к водопою налегке без самки, нос детьми, хочу им круглую им показатьне круглую луну, но карусель с огнямиживую с лошадьми и лодками, и круглуюи с лампочками сверху, под балдахиномкрасным, огромными кистями, кавалеромбестолковым, розовым закатом и дамамис огромными грудями, в огромных юбкахкаркасом громоздким, вуалях расписныхотсутствующим ничтожным взглядом глазпустых, как им положено под Рождествосентиментально выглядеть на фоне стенразрушенных бомбежками из мести, а неходом боя; вслед кажущейся умной целино бессмысленны все войны без разбораоб этом прочитаю я, раскрыв все книгинаписанные до сего от сотворенья мирано визу получу в страну потустороннююв которую я чувственно влетаю и вхожуя оплачу грехи всех немцев, убитых напути к победе над сосисочным фашизмомкак плакали все немцы, ненавидя глазасвои и руки, мысли, сердце, уши, языккоторый их обманывал, внушая хитростьк Богу, к себе; вот расплатились: такунижены, раздавлены, разрушены, убитымиллионы, города великие в руинах, отамерикано-европейских бомбардировок вколичестве весьма большом; тех подлыхналетов, от которых стынет кровь всехоставшихся в живых, конечно, помнящихи о провинности народа, на выборах заНСДаП и фюрера голосовавших; да, людиошибаются на выборах о выборах судьбывот и мы – немцы – не избежали сатаныпросто в пасти угнездились, если бытьточнее, на двенадцать жесточайших леткогда от напряжения трещали кости тели лопались глазные яблоки у младенцевво чреве у рожениц, когда те смотрелина бомбы, падающие вниз с неба в ночина Дрезден, и Берлин, Гамбург, Веймардр. Города, где немецкий дух отчетливи благороден, где романтизм – это всё2004

К волхвам

Черный пес, я тебя не увижу,черный пес на пороге моем,подойдет он ко мне и оближет,и исчезнет, как детский фантом.Тени твердые встанут над нами,свет томит, будто воздух в грозу,мой рассудок, как красное знамя,поднимает распятье в строю.Вся Москва покрывается снегом,воздух пахнет постом и горчит,я закрашу сомнения мелом,и мой ангел к волхвам улетит.Полюбил я дорогу на запад,Вифлеем я на Рейне найду,не боюсь лошадиного храпа,слышу Ирода я за версту.Я по комнате твердо и честно,от стола до ребенка пройду,от иконы до судного места —только слог или шаг в высоту.Горизонт, словно шаль на комоде,а улыбка, как пламя свечи,ждут всегда в христианском народе,что Мария прижмет всех к груди.Я страну настигаю не сразу,я петляю, как заяц в степи,наизусть повторяя приказы,и сгорая, как спичек огни.Карусель остановится ночью,я последний билет сохраню,всех, кто был до меня непорочен,я с собою на небо возьму.Индевеет в груди от мороза,ветер сном, как листком, шелестит,лепестки освященные розыбогомольцы в горсти унесут.В города я войду к иноземцам,всюду немцы, как тени в аду,рубят члены друг другу тевтонцы,и уходят страдать в тишину.Рождество – это праздник пасхальный,не заметить нельзя вдалеке,что рождение было буквальным,ведь Царь умер затем на кресте.Твердь разверзлась дождем на закате,хлябь всосала людскую беду,протестантские корни в Пилате,покопавшись, наверно, найду.Протестанты, с их верой оральной,будто сытые жирные псы,вместе с ними их Лютер брутальный, —лаем гонят меня на костры.Жгут меня они в полном объеме,у них нет постижения тьмы,смерть проявится в черном разъеме —под баварские ритмы войны.Голова заболит перед плахой,и палач поплюет на топор,я шагну на помост не без страха, —мой последний сегодня позор.Растворяются кости от боли,кровь взрывается, будто гранит,Бог посыпет труп крупною солью,чтоб не сгнил, пока к небу летит.Судный день удручающе нуден,я воскреснуть успею всегда,лишь бы ужас божественных буден —был всего лишь огнем от костра.Стрелы носят распутный характер,распускаются кровью в груди,пробивая природный катетер,изучают сердца и кишки.Легендарный поход за мощамиостается в угарном бреду,крестоносцы своими мечамивырубали волхвов из груди.Райнальд слыл устрашающе резок,отрекаясь от папской буллы,он, под скрип деревянных повозок,постигает святые дары.Чудно светит луна над дорогой,и конвой бесконечно устал,Рождество обретает погодуи германский дурной карнавал.2002, 2003

Гномы

я открываю занавес окная встряхиваю одеяло снови словно всплески красных роз на черной темени в ночипугаясь утренней звезды и нежных грезтревожно разбегаются по улицам большой горыпрыжками долгими, как будто циркачивцепившись в бороды, как в прожитые днибегут лирические гномы, как карандашиупрямые, смешные несунынесут они в руках чужие, брошенные снынесут они в руках украденные снывыходят ночью на охоту упырив руках сачки, ловить, как бабочек, утерянные сныв руках лопаты, рыть бессмысленные сныв руках бочонки круглые, хранить неведомые снынрав их сценический стремителен и крутони молчат и песен не поютугрюмые идутих мысли столь черныони решительны и злыинстинкты хищные, как вши, изъели души их больныелюдей уснувших в забытьикарлики носатые настойчиво грызутогрызки коренастые в видениях мучительных живутно новая заря взошла над городом мечтырастут дома округлые под ворохом листвытуда-то и бегут, как будто от тоскии прячутся от утренней росылирические гномы из языческой войны2004

Немецкая пасторальная

1.Кружится коршун над лесом,немец идет по тропе,гномы, как детские бесы,вслед шевелятся в траве.Ели танцуют кругами,озеро дышит во мгле,месяц простыми мазкамичертит письмо на земле.Поздняя птица взрыдаети посидит на кресте,души спасенные таютс Духом Святым в вышине.Улицы тянутся в гору,домики липнут к руке,и, как желанные воры,мысли уносят во сне.Немец опять, как ребенок,верит, что в сердце родник,зная, что ангел с пеленокдушу его схоронит.Ночью на черную плоскостьвстанет, как луч в пустоту,мира заветную косностьчувствуя в тонком бреду.Римские слышит когорты,запах угрозы пьянит,взор перевернутый мертвыйнемца с распятьем роднит.Ласточка кинется с воем,и захлебнувшись в дыму,горлом, истерзанным боем,будто проглотит звезду.И по аллее героев,в вечном промозглом аду,немец пройдет перед строем,вновь уходя на войну.После помолится в храме,сядет в раю, как в саду,в тихом знамении тайномявно увидит судьбу.Утром туман над долиной,колокол бьет за версту,черную конскую гривудождь чуть намочит в лесу.2.Я вижу странный дом заброшенный в лесу,разбитое стекло над дверью к колыбели,пустой почтовый черный ящик на столбе,и образы печальные клубятся в голове,и где-то здесь мать сына зачала отцу,но видно дом не смог противостать греху,и свищет ветер в трубах, точно как подельник.А на вершине людоед сомнительный живет,он в выходные мальчиков не ест, он пиво пьет,но в остальные дни насыщенной неделигорстями ест людей без всякой канители,не вылезая из своей большой постели,и оттого всегда он весь решительно больной,и беззастенчиво тупой и даже чуть кривой.И где-то на окраине чудовищной горы,в глухой чащобе у таинственной лесной норы,уютный дом с венком на маленькой постели,в ней Белоснежка сладко умерла от лени,когда в печи евреи медленно горели,и гномы дерзкие, как злые ангелы судьбы,у печки прыгали, как самородки из горы.И здесь же маки алые роятся из земли,оплакивая тех, кто не вернулся из войны,прочерчивая ряд могил замшелые крестыторчат на кладбищах, как брошенные костыли,жестокого безбожия кровавые следыгерманцы оставляют на трагическом пути,и сердце умирает в их бесчувственной груди.В долине ночью кто-то медленно ко мне идет,и упоительно, как тролль пленительный поет,а сквозь завесу из речной невидимой листвы,девическую грудь стыдливо пряча от луны,зовет меня русалка торопливо из воды,и маленькие ведьмы, как ночные мотыльки,летают шумно взад-вперед на метлах у реки.С небес немецких капает немецкая вода,из слова berg вдруг вырастает круглая гора,я впитываю запахи вестфальского села,и пробуждается во мне германская лоза,и прорастает в сердце и в славянские глаза,и философский возбуждает мнимый аппетит,и с католичеством апостольским меня роднит.На море Северном я жженку чаем запиваю,на Руре жженку в пироге гвоздичном я вкушаю,на фоне кирхи, и собак, которые не лают,в Европу вновь войду, историю лишь пролистаю,в ней поколение войны никак не умирает,и в розах соблазнительных порою прорастая,неудержимо, буйно, пахнет, пахнет, расцветая.3.Остервенение коснулось языкаизысканно и будто запоздало,я обернулся на отрывистую речь,но острым было лезвие кинжала,тогда мне ничего не оставалось,я превратил слова простые в голоса,чтоб ожидания в решительность облечь.Как кислая капуста, вязнут падежи в зубах,предлоги родовые гибнут беспрестанно,и

предложений серпантин, как людоеда бровь,по ним иду, как мальчик-с-пальчик, филигранно,во мне германская стремительно проснется кровь,начну решительно я стыковать слова в углах,зане язык забуду русский окаянный.2005, 2006

* * *

Кёльнская ночь так нежна, холодна и прекрасна,в черно-белой весь город палитре, как будто бы краске,ретушируют черным мосты, мостовые, прохожих,а от белого цвета рвет лед фонарей на опорах,и река между ними проходит, немного корежась,продираясь сквозь линии барж на немецких просторах;я стою перед храмом, проросший, как колос небесный,в вышине голоса торжествуют существ бестелесных,и органный распев в стороне раздается уместно,извиваются флаги на стягах, как черви земные,вверх ногами стоят перед Торой евреи пустые,излучают талиты на тенях умерших сиянье,вместо них здесь теперь городское пивное камланье,кружат немцы над миквой разрытой в бесстыдном качанье,потеряв навсегда ощущенье библейского знанья,горловым очищаясь гортанным и смачным харканьем;вслед царям я пройду по старинному Дому Христову,помогу им внести ладан, золото, мирру в сосуде,под крестом деревянным сегодня стоять я не буду,а прибью над дорогой основу для твердой подковы,здесь улягусь с волхвами, и стану молитвенным чудом;я теперь, как коробка, в которую цвет упакуют,я изранен шипами от розы, как собственным блудом,от молитв покаянных победно и страшно взликую,на камнях я слова напишу и, возможно, станцуюс обнаженной женой, и влюблюсь в нее, словно, в чужую;в этот влажный нисан я на стол, как на пасху накрою,и в светильник могильный налью деревянное масло,и двенадцать апостолов лечь приглашу вкруговую,сохраненное Ноем вино с Арарата открою,разолью, а остаток я вылью, как горькое сусло,вместо хлеба на части порву свою душу и мысли,после трапезы руки я трижды слезами омою,и уйду, оставляя следы в благовонном тумане,продираясь сквозь воздух густой, как мацони в стакане,и на огненный остров пройдусь над рекой. Упокоюсь.2007

Детские стихи

Верка

Веркины слезинки —как чистые росинки,катятся, звенят —как жемчужины горят,у Верки ресницы,словно маленькие птицы,щеки будто розы,в волосах мимозы,по траве идет,будто пароход плывет,падает на попкуи смеется робко.2000

Песня Веры

Вера – умная девчонка,И хотя она ребенок,Она учится с пеленок,Потому большой ученый.Вера ходит в третий класс,У нее большущий глаз,Она учит языки,Совершенствуя мозги.Вера любит есть конфеты,Любит всем давать советы,И не любит физкультуру,Она – дочь большой культуры.2006

Сестры

дочерямШла Анюткаочень-очень,С зубочисткойдлинной очень,И ногами до ушей,И навстречу ейкогда-тоАська бегалакуда-то,У нее большие зубы,И большие ушигде-то,как-то,И глаза большиетоже,Вдруг откуда ни возьмисьПрилетает ангел добрый,С хитрым, умненьким лицом,Он целует Аську в уши,В носик Аньку он целует,И целует Верку в лобик,В попку Машку он целует,А потом он засыпает,Пальцем чмокая во рту,И во сне он видит Верку,И во сне он видит Аську,И во сне он видит Аньку,И во сне он видит Машку,От которыхостаются-остаютсяКрошки смеха на ветру,Утром солнце всех разбудит,И в ушах прочистит смехом,И в глазах промоет светом,И сестер накормит хлебом,И куда-то позовет.19 марта 2000 (Сергиев Посад), 2002

Стихи для здоровья

детям1.Девчонки любят папу с мамой,Девчонки любят молоко,Девчонки любят бегать к храму,Девчонки молятся легко.Гулять девчонки любят тоже,И прыгать любят на ветру,Девчонкам солнце всех дороже,Когда порхают на лугу.Девчонки в платьях, как картинки,Танцуют в собственном кругу,Им все завидуют травинки,Им машут листья на ветру.2.Девчонки спят, как ангелочки,Сопят ночами, или крутятся слегка.Проснувшись по утру, как квочки,Лежат в кроватках, как бы облака.Подходит папа к дочкам, чуть колючий,Подходит мама к дочкам после сна,Благословляет папа дочек, будто лучик,Целует мама дочек в щеки, как весна.И Тошка просыпается немножко,И Тишка просыпается за ним,А дочки, будто сладкие комочки,Катаются по комнатам пустым.Девчонки утром радуются жизни,И умываются всегда с утра,Большие или маленькие мысли,Рассказывать родителям пора.3.Машуля хочет с солем огуречик,И хлеба белого побольше и быстрей,Веруля улыбнулась, как подсвечник,Ей черного подайте хлеба повкусней.Вот лопают яички перепелок,Их глазки, как бы маленький репей,А зубки, будто маленькие волки,Все видят и все просят побыстрей.Пришла пора надеть девчонкам платья,Гулять им в платьях ярких веселей,Но трудно выбрать цвет, длину у платья,Они ведь в каждом платье всех милей.Теперь им надо выбрать цвет носочков,В полоску, красные, цветные, пожелтей,Затем пойти туда, где выросли цветочки,И где поют все птицы звонче и смелей.Где речка пахнет голубою далью,Где небо детское чуть ярче и светлей,Где пароходы уплывают в зазеркалье,И где все сестры ближе и родней.В рюкзак берут они с собой совочек,Берут ведро и мячик, хлеб для голубей,Носки наденут, туфельки, платочек,И в зеркало большое глянут похитрей.4.И вот они идут дорогою знакомой,Все вместе, дети, звери в сказочном лесу,И улыбаются друг другу, встретив снова,И взглядом нежно льнут к любимому лицу.Над ними птицы голубые в строчку,И бабочки порхают меж ветвей,Медведи бродят, будто шерстяные бочки,И белки не боятся маленьких детей.Жирафы голубые бродят там среди полей,Катают на себе любимых наших дочерей,А желтые слоны, как солнечные дни,Гуляют по лесу одни, чуть-чуть грустны.И горы там, как каменные мыши,Они ползут вперед – совсем неслышно,У них колючие, большие уши,Живут они ночами, днем не дышат.Там зайцы, будто розовые груши,Хохочут и со смехом падают в траву,И ангельские девичии души,Неслышно радуются солнечному дню.5.Вдруг все одновременно, между прочим,Остановились разом, и одновременно, вдруг,Тут выяснилось, что Машуля свой носочек,Решила между делом, вдруг, поправить тут.Веруля сразу вслух завозмущалась,Ну как же так, вот тут, и сразу, вдруг,Машулю вслух, так сильно застращала,Не дам тебе я свой совочек, тут.Но звери все тут как заверещали,И даже, может быть чуть-чуть затосковали,И разом, вместе, Веру все заобнимали,И хором, вместе, Машу, все зацеловали.И вместе звери, дети крепко помирились,И вместе вновь пошли дорогою прямой,Усталость и обиды детям покорились,Дошли они до цели сказочно-мечтательной.Стал мир вокруг девчонок краше и милее,И скворушка на яблоневой веточке свистит,Для паутины тянет паучок из брюха петли,И солнце ярко светит и река горит.А Маша с Верой сели на лесном пригорке,Внизу вокруг огромный лес стоит,В нем водятся пленительные волки,И зайцы хохотатые застенчиво живут.И у пушистых елок там зеленые иголки,И у березок стройных там блестящие листки,Взлетают из кустов лихие перепелки,Резные маршируют муравьиные полки.Над головою бабочки порхают сложно,Их правильные крылышки немыслимо хрупки,И белки прыгают возвышенно надежно,Чудесные прыжки их бесконечны и легки.Садятся лебеди на озеро лесное осторожно,Рябь по воде пошла от крыльев лебедей,Им в небе многое доступно и возможно,Внизу грузны, напоминают старых голубей.Сороки мечутся по лесу, очень голосисты,Зовут они и кличут на поляну всех зверей,Сегодня птицы черно-белые особенно речисты,Так счастливы, в лесу завидев наших дочерей.Кружатся птицы, плещут рыбы, хороводят мыши,Ликует весь, большой и маленький звериный род,И их так хорошо на сказочном пригорке слышно,Что вместе с ними дочери запели во весь рот.Они поют о том, что жизнь прекрасная такая,О том, что папа с мамой любят дочерей,О том, что травушка-муравушка лесная,Сегодня собрала мечтательных друзей.6.Но вот пришла пора покушать Маше с Верой,Достала мама чай и травку повкусней,И апельсин, и булку разделила для детей.И тут желание поесть у мамочки созрело.Достала мама много хлеба и котлету,И съела все тотчас с улыбкою своей,А папа рвал ромашки белые к букету,И улыбался девочкам и суженой своей.Затем они все о любви поговорили,И встали и пошли туда, где небо голубей,И там они все окончательно решили,Что друг без друга им всегда грустней.И солнце катится по небу голубому,А облака кучкуются над домом и страной,И речку корабли, как будто режут по-живому,И рыбы плавают в воде вниз головой.И вот теперь девчонки искупаются немного,И вот теперь Машуля круг наденет покруглей,Веруля лишь потрогает водичку строго,И плюхнется, и станет веселее и нежней.А вот теперь мы из песка построим город,Дворец красивый мы построим для гостей,А рядом создадим табун песочных лошадей,И мы поскачем, не взирая на жару и холод.Семья гуляла долго и неторопливо,И взрослые, и дети в сказочном лесу,Ходили всюду днем старательно ревниво,Ногами собирая раннюю листву.И облака над ними пузырились лопухами,И голубое небо падало в траву,И солнце круглое плыло кругами,Земля внизу стояла на посту.Девчонки к вечеру чуть-чуть устали,И хнычут-хнычут тихо на ходу,И папу с мамой дочечки хватали,Просили взять на ручки каждую сестру.И папа взял Верулю, как пушинку,И мама подняла Машулю к животу,И слезы детские, как мелкие соринки,Исчезли, испарились на лету.И вот они идут обласканные солнцем,Опять счастливые и улыбаются всему,И к вечеру луна, как будто бы в оконце,Неярким тонким сердцем светит наверху.7.И помолившись, сели Дорофеевы к столу,Картошку ели, рис, салатик с огурцами,И вспоминали бабушек и дедушек под образами,Как будто вместе сели вечером к столу.Но тут Маруля что-то вдруг забаловалась,Веруля рожицу состроила смешней,И от родителей Марусе сразу же досталось,Ну и Верусе сразу же досталось посильней.Девчонки скучно и противно запищали,И перестали есть картошку, рис и огурцы,От рева детского и уши затрещали,И к дому прилетели желто-красные скворцы.Дождь прекратился и трава зазеленела,И облака растаяли за кухонным окном,Вода вся в кранах и колодцах загустела,Все потому, что дети плакали, ну ни о чем.И все звериные друзья в наш неказистый домСбежались, и кто заверещал, а кто вильнул хвостом,И Маше с Верой искренне сказали все о том,Что кушать надо, а не плакать за столом.Пришла пора поплюхаться детишкам в ванной,Разделись Маша с Верой и нырнули посильней,И пена белая закрыла их надежно до ушей,И так им хорошо в воде, что даже странно.И вот одели девочек в пижамы потеплей,И дали им кефира или сока повкусней,И вот в кроватках мама их укрыла понежней,И вот читает папа им про сказочных зверей.И вот Маруся спит, как ангел праведных кровей,И видит красный сон про райских голубей,И Вера, помолившись Богу искренне и посильней,Торопится уснуть, чтоб встретить ангелов скорей.2004