Вечная Битва: Семь дней Апокалипсиса
Шрифт:
— В чем проблема? Зонды неисправны? — прохрипел Прадс.
— Трудно сказать, генерал, они вроде бы функционируют, и вполне нормально, но от двух маяков, залетевших дальше всего, исходит странный сигнал. Я никак не могу его идентифицировать. Это невозможно, однако получаемые с него данные четко указывают, словно в глубине леса находиться органическое существо немыслимых размеров.
— Местная фауна? — предположил Ксандор.
— Исключено. Татисианцы уничтожили всю крупную живность в округе, — опроверг версию воина Вондар. — А такое большое, как утверждает Кира, животное они бы точно не смогли обойти стороной. Если только тут не водится живности, способной уничтожить самих татисианцев.
— Ладно, конец связи, — отрезал Прадс и выключил рацию. — Татисианцы живы, они
— Откуда такая уверенность, что татисианцы где-то рядом. Жучки их не определили до сих пор, или вы их по запаху чуете, — скептически произнес Ксандор. По правде говоря, он желал, чтобы татисианцев в лесу действительно кто-нибудь уже сожрал. Но надеяться на столь щедрый подарок судьбы вряд ли стоило. И, при всем том, неотвязчивая мысль о возможности лишиться конечностей или жизни от удара татисианского клинка прилипла к нему очень прочно, а такая идея мало кого могла привлекать.
— Нет, не по запаху, — глядя перед собой, ответил Прадс. — Просто после той встречи с их ножом я органически не переношу проклятых монстров. Не знаю, как это возможно объяснить, но только они приближаются, вся кожа вокруг среза так и чешется. Кое-кто из моих подчиненных предполагал, что это может быть связано с памятью тела, черт знает — что это такое. Да мне и плевать где, что и с чем связано, одно могу сказать — твари живы, и они еще устроят нам теплый прием. А значит, мы сами должны их уничтожить.
Всего лишь через несколько шагов вглубь леса слова Прадса подтвердились: среди зарослей кустарников проявились искусственно воткнутые и вкопанные в землю трости, грубо заточенные на концах. На колах были нанизаны человеческие черепа с засохшими ошметками плоти или пустые шлемы десантников Альянса. Те же ряды встретили группу при входе в лес. «Частоколы смерти» использовались татисианцами не только как весьма эффективная форма устрашения противника, но и также как граница, за которую ни кому из числа недругов Татиса лучше не переступать.
— Вот теперь мы официально входим на территорию татисианцев, — невесело заявил Акуан, извлекая блеснувший гладким черным корпусом пистолет. Оружие тихо прогудело и, когда батареи разогрелись, устремилось в заросли. Сверхвоин оглянулся на стоящих за его спиной бойцов и добавил: — Ступайте тихо и осторожно, следите за каждой тенью, за каждым шорохом. Я пойду немного впереди — со мной охотники так просто не справятся, так что первый удар приму на себя.
Группа продолжила путь намного медленнее. Полной уверенности в том, что хоть треть из выстрелянных зондов сумела долететь столь далеко в глубь джунглей, не было ни у кого, ведь пройденное расстояние бойцы не замеряли. И эти раздумья в свою очередь привели в трепет каждого члена взвода. Даже поначалу бывший на удивление спокойным Ксандор напрягся до того сильно, что казалось, будто одно его неровное резкое движение способно переломить его кости, точно сухие тонкие ветки. Десантники шли следом за офицерами, громко тяжело дыша и озираясь по сторонам.
Словно издеваясь над побледневшими от недобрых предчувствий людьми, еле-еле держащих себя от того, чтобы не побросать оружие и не ринуться назад, на протянутых в стороны ветвях весело пели птицы. Возможно, гробовая тишина в данной ситуации была бы более уместна и приятна слуху, но это пение, ставшее единственным звуком, начинало действовать на нервы, как простым солдатам, так и их предводителям. Оно лилось в уши с каким-то цинизмом, разбавляя ситуацию смертельной опасности ложным покоем, коварно умиротворяющим душу. Заглушая собой остальные звуки, птичьи трели лишали бойцов и офицеров последнего шанса предугадать атаку охотников.
— Генерал, как вы насчет идеи связаться с базой? — обратился к Прадсу Акуан. — По-моему мы зашли дальше, чем следовало. Стоит спросить Киру, ведет ли она нас до сих пор или уже давно потеряла. И пускай я нахожусь в наименьшей опасности, нежели любой из всех здесь присутствующих, один я тоже долго не протяну. Про то, что мне не улыбается
— Я думаю, нам не нужно этого делать, — просипел Прадс в ответ. — Если случилось нечто, не предусмотренное планом, Кира уже сообщила бы мне об этом. В других случаях связь устанавливать нельзя. Вы и сами знаете, насколько хорош слух татисианцев. Любое наше слово, каждый хрустнувший под ногами сучок, бряцанье амуниции — твари услышат все за десятки метров. Я достаточно хорошо изучил их, пока торчал здесь. Во всем Союзе не найти убийц совершеннее — это мое мнение.
— Убедительно, — признал сверхвоин, сам же оценил сочные растения и древние, но по-прежнему полные сил и жизни деревья, обступившие людей со всех сторон густой зеленой стеной, из которых можно было извлечь немалое количество воды. Акуан сам еще не знал, как именно он применит эту воду против атакующих татисианских хищников, тем не менее, осознание близости родной стихии придало ему уверенности.
Остальные члены взвода понаблюдали за беседой двух офицеров молча, словно бы боялись произнести хоть слово. Будто охотники растерзали бы их в ту же секунду, только сорвись с их губ это слово. Страх являлся сильнейшим оружием в руках татисианцев и те умело им пользовались, создав вокруг себя такую мощную ауру слухов о своем коварстве и жестокости, что одно только упоминание о них бросало почти любого человека в пот, и понижало его боевой дух. Впрочем, слухи строились на реальных историях, и очевидный смысл опасаться хладнокровных убийц с Татиса имелся. Порой эти опасения перерастали в примитивный животный ужас.
— Пошли, татисианцы сами не устранятся, — одернул бойцов Вондар, заметив то, как они поникли перед лицом опасности. Решительность, прозвучавшая в голосе повелителя ветров, потихоньку переползла в души солдат, вытесняя и замещая страх, на что Вондар и рассчитывал.
Десантники и впрямь приободрились, возложив надежды на идущих рядом высших генералов, способных кардинально переменить ход сражения с татисианцами даже на их территории. К сожалению не все генералы были готовы к такой ответственности. Эландра немного отошла от своего опущенного состояния во время разговоров с Ксандором, изо всех сил пытавшегося успокоить и развеселить девушку, однако все же девушка была полностью разбита и не готова к серьезным баталиям. С момента трагедии прошло совсем немного времени, а такие раны заживают годами. Воин и сам не рвался в атаку. За последние пару дней он измотался так сильно, что мысли о сражениях вызывали у него тошноту. Акуан с головой погрузился в поиск источников влаги и, призывая из каждого деревца чуть-чуть жидкости, собирал позади себя ручеек, бегущий следом за ним. Один лишь Вондар шел без страха и сомнений. Цель, вставшая перед ним, была намного важнее всего остального и даже его собственной жизни. Стычку с татисианцами повелитель ветров представлял не очень точно, скорее смутно, однако этот аспект беспокоил его в наименьшей степени. Для Вондара битва с Армагеддоном представляла гораздо более серьезную проблему, нежели перестрелка с охотниками.
Тем временем путь становился все труднее, тропинка незаметнее. Эти места давно не видали ноги человека, если вообще им доводилось видаться с людьми. Густые заросли говорили «нет», но узенькая «мятая» дорожка, вьющаяся средь травы свидетельствовала об обратном. Рация, болтающаяся на поясе Прадса, предательски молчала, словно на базе всякая жизнь вдруг вымерла, пока отряд находился в лесу.
Напряженная атмосфера принялась с удвоенной силой давить на нервы солдат, они были на таком взводе, что пальцы их ерзали по курку, будто он был намазан маслом. Того и гляди, кто-нибудь выпалил бы в воздух, дабы хоть чем-то разбавить зловещее безмолвие и, возможно, даже спровоцировать татисианцев на вступление в открытый бой. Спокойнее воевать с врагом лицом к лицу, чем идти по его владениям и знать, что он затаился где-то поблизости, хладнокровно выжидая подходящий момент, терзая расшатавшуюся психику незваных гостей, и насмехается над ними из своего укрытия. Казалось, время в этом лесу замедлило свое течение, и каждая минута растягивалась на десятки минут.