Вечная ночь

Горящая стрела вонзилась в стену.

Огонь. Старое сухое дерево молитвенного дома загорелось мгновенно. Темный маслянистый дым заполнил помещение, царапая мне легкие. Я начала задыхаться. Мои новые друзья потрясенно закричали и схватились за оружие, готовясь сражаться за свою жизнь.

Это все из-за меня.

Стрела за стрелой пронзали воздух, и пламя вздымалось все выше. Сквозь дымку пепла я с отчаянием искала взгляд Лукаса. Я знала, что он непременно меня защитит, но ему и самому угрожала опасность. Если

Кашляя из-за висевшей в воздухе сажи, я схватила Лукаса за руку и побежала с ним к двери. Но они были к этому готовы.

Темные, зловещие фигуры стояли сразу за дверью молитвенного дома. Никто из них не размахивал оружием, чтобы подчеркнуть угрозу; им это и не требовалось. Они пришли, чтобы наказать Лукаса за то, что он нарушил их правила. Они пришли его убить.

Все это случилось из-за меня. Если Лукас умрет, виновата буду только я.

Нам некуда идти, некуда бежать. Здесь оставаться нельзя — вокруг нас бушует и ревет пламя, и уже так жарко, что я чувствую, как жжет кожу. Скоро рухнет потолок, и мы все окажемся погребены.

Снаружи ждут вампиры.

Это был мой первый день в школе, а значит, последний шанс сбежать. У меня не было ни рюкзака, набитого спасательным снаряжением, ни толстого бумажника с наличкой, чтобы купить билет на самолет хоть куда-нибудь, ни друга, ждущего меня на улице с машиной.

В общем, у меня не было того, что люди в здравом уме называют планом.

Но это не имело никакого значения. Я ни за что не собиралась оставаться в академии «Вечная ночь».

Утренний свет едва брезжил в небе, когда я втиснулась в джинсы и схватила теплый черный свитер, — в такую рань, да еще так высоко в горах, даже в сентябре холодно. Я скрутила длинные рыжие волосы в узел и всунула ноги в туристские ботинки. Мне казалось очень важным не шуметь, хотя я могла не беспокоиться о том, что разбужу родителей. Они не ранние пташки и будут спать как убитые, пока их не поднимет будильник, а это случится только часа через два.

А значит, у меня есть неплохая фора.

Из-за окна спальни на меня злобно уставилась каменная горгулья. Из ее перекошенного рта торчали клыки. Я схватила джинсовую куртку и показала горгулье язык.

— Может, тебе и нравится висеть тут, на этой Крепости Проклятых, — пробормотала я. — Вот и виси на здоровье.

Прежде чем уйти, я заправила постель. Обычно на меня долго ворчат, чтобы я это сделала, но сейчас мне самой так хотелось. Понятно, что своим побегом я здорово расстрою родителей, поэтому, расправляя простыни, я представляла себе, что это своего рода извинение. Может, они воспримут это по-другому, но я все равно убрала постель. И пока взбивала подушки, передо мной снова промелькнуло то странное, что я видела во сне вчерашней ночью, причем настолько живо и ярко, словно я снова его вижу.

Цветок цвета крови.

Вокруг меня среди деревьев завывает ветер, и ветки раскачиваются во все стороны. Небо над головой будто взбаламучено, оно покрылось плотными сердитыми тучами. Я откидываю с лица прилипшие волосы. Я только хочу посмотреть на цветок. На каждом лепестке капли дождя; лепестки ярко-красные, изящные и походят на лезвия — так иногда выглядят тропические орхидеи. Но при этом цветок роскошный, пышный и сидит на ветке плотно, как роза. Я в жизни не видела ничего более экзотического, завораживающего, чем этот цветок. Он должен быть моим.

Почему от этого воспоминания меня бросило в дрожь? Это всего лишь сон. Я сделала глубокий вдох и сосредоточилась. Пора уходить.

Дорожная сумка уже была готова, я собрала ее еще вечером. Всего несколько вещей — книга, солнцезащитные очки и немного денег на случай, если мне придется добираться до Ривертона, ближайшего к цивилизации места во всей округе. Пожалуй, это займет целый день.

Видите ли, я не убегала. Не в прямом смысле слова, когда ты удираешь от всех, превращаешься в новую личность и, ну не знаю, поступаешь, например, на работу в цирк или что-то в этом роде. Нет, я просто делала своего рода заявление. С самого начала, как только моим родителям предложили переехать в академию «Вечная ночь» — им в качестве преподавателей, мне как ученице, — я была решительно против. Всю мою жизнь мы провели в одном и том же небольшом городке, и я с пяти лет ходила в одну и ту же школу с одними и теми же ребятами. И хотела, чтобы так продолжалось и дальше. Есть люди, которые любят новые знакомства, легко вступают в разговоры и умеют быстро подружиться с чужаками, но я к таким не отношусь. Ничего общего.

Смешно: когда люди называют тебя робкой, они обычно улыбаются. Типа это здорово, просто такая забавная привычка, которую ты обязательно перерастешь, вроде щербатой улыбки, когда выпадают молочные зубы. Если бы они знали, каково это — в самом деле быть робкой, а не просто поначалу слегка неуверенной в себе, то не улыбались бы. Ни за что, знай они, каково это, когда желудок скручивается в узел, ладони потеют и ты вообще перестаешь соображать и не можешь сказать ни одного осмысленного слова. Нет, ничего классного в этом нет.

Когда это говорят мои родители, они не смеются, они достаточно сообразительны, и я всегда думала, что родители все понимают — до тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать. Тут они решили, что теперь самое время это преодолеть. И что для борьбы с этой привычкой нет места лучше, чем школа-интернат, — тем более что и они будут рядом.

Мне, в принципе, понятны их мотивы, но это всего лишь теория. В первый же миг, как мы повернули на дорогу, ведущую к академии «Вечная ночь», и я увидела это громадное, нескладное каменное готическое уродство, мне стало ясно: я никак не смогу учиться в этой школе. Но мама и папа отказались внять моим просьбам. Нужно было заставить их ко мне прислушаться.

Я на цыпочках пробралась по небольшой преподавательской квартире, в которой наша семья жила весь прошлый месяц, и услышала за закрытой дверью родительской спальни мамино похрапывание. Перекинув сумку через плечо, я медленно повернула дверную ручку и двинулась вниз по лестнице. Мы жили на самом верху одной из башен «Вечной ночи» — это звучит круче, чем есть на самом деле. Это означало, что мне придется спуститься по ступеням, вытесанным из камня больше двух веков назад — достаточно давно, чтобы стать неровными и истертыми. По всей длине спиральной лестницы было всего несколько окон, а свет еще не включили, поэтому мне предстоял сложный путь в темноте.