Вечная охота
Шрифт:
Эл’Ари прервала чтение, аккуратно обошла озерцо и села напротив Гуинед. Богиня вцепилась пальцами в землю, и из почвы тут же выросли два листа размером с ладонь. Эл’Ари сорвала их, один оставила себе, а один отдала Гуинед.
– Съешь это, – сказала она. – Поможет засыпать по ночам и снизит аппетит. Я сама придумала это растение, в Нэннии его не было, пока боги не пришли сюда.
– Как оно называется? – Гуинед откусила лист. По вкусу он напоминал недозревшую землянику.
– Название я не придумала. – Богиня хихикнула. – Ши’Ен предложил «aorol», но мне показалось это неправильным.
– Почему?
– Aorol
Эл’Ари сняла свое серебряное ожерелье и вложила его в руки Гуинед. Эльфийка провела пальцем по тоненькой цепочке и, сама того не ожидая, улыбнулась.
– Оно понадобится тебе, – сказала богиня. – Это серебро из моего мира, оно обладает силой. Каждый из богов хранит такое сияющее напоминание о родине. – Эл’Ари выдохнула. – Пожалуй, я могу рассказать тебе кое-что, раз обстоятельства так сложились. Как же там было? Ох, такое ощущение, что все это сон, а не воспоминания. Я не помню запахов, помню только, что они были другие. Чуть ярче, чуть сочнее. У нас было два солнца и три луны, так что даже ночью земля была освещена, словно днем. Дождь шел чистый и сладковатый, а ветер всегда дул теплый. Никаких воин, никаких раздоров. Каждому хватает еды, воды. Каждому хватает места.
– Звучит здорово.
– И было здорово. И мы боролись, дорогая моя. Боролись за этот мир всеми силами. Честно. – Эл’Ари заморгала, словно ей в глаза что-то попало. – Ши’Ен так больше прочих. Мы использовали все наши силы, чтобы избавиться… Чтобы помочь.
– Вам не стоит говорить мне ничего, что причиняет боль.
– Спасибо, дорогая моя. Спасибо тебе. Я хотела выложить всю правду, хотела рассказать, раз все так сложилось. Но я не могу. Думала, что смогу. Ах, что это я, совсем расклеилась! Ты ведь хочешь узнать не о моем мире, а о своем. Хочешь узнать, что за судьба тебя ждет.
– Да. Хочу узнать это больше прочего.
– Знание – важная вещь. Многие скажут, что важнейшая. Оно всегда приносит пользу, но иногда и горе. Хочет ли мать солдата знать, что ее сына убили? Или она предпочтет жить до конца дней в сладкой и глупой надежде увидеть его хотя бы еще раз?
– Но разве она не захочет узнать о его судьбе? Разве не захочет она его оплакать?
– Я поняла тебя. И я вижу, что ты примешь правду. – Эл’Ари на секунду замолчала, собираясь с мыслями. – Ты умрешь, Гуинед. Вот твоя судьба. Умрешь не от старости, умрешь не в спокойствии. Ты умрешь совсем скоро, пройдя через мучения.
– Что? Я… Аллорий говорил не так! Аллорий говорил, что меня ждет великая судьба. Что я особенная. Я лунная. Я солнечная. Мои волосы белы, как у богов, а в руках заперт жар. Я не могу просто взять и умереть!
– Но ты умрешь. Да, твое наследие будет жить, твое наследие переживет саму Нэннию, но все труды будут бессмысленными. Когда твой поход будет окончен, его следы сотрут как невыгодные страницы истории. Это все еще благость, поверь мне. – Эл’Ари схватила за руку подскочившую Гуинед. – Дорогая моя, тебе нужно смириться. Ты ждала не этого, все мы ждем не того, что получаем. Это нечестно, очень нечестно просить тебя об этом. Ты слишком молода, еще совсем не видела жизнь, а те короткие
– Меня уверили в этом! – Гуинед сорвалась на крик. – Меня тренировали, били, таскали за волосы, словно игрушку, пока я не научилась давать сдачи! Я падала в обморок от голода, мои мышцы рвались от напряжения! Каждый день мне вбивали в голову, что я особенная, и каждый вечер я засыпала с мыслью, что скоро это закончится! Скоро я исполню свою судьбу, я стану великой! А что получается? Все мои труды пропадут, точно капли дождя в реке, а сама я умру!
– Это несправедливо, неправильно. Но вспомни, дорогая моя, вспомни, кто ты такая. – Эл’Ари протянула Гуинед фиалку. – Ты особенная. Все равно. Может, ты и умрешь, но сделай так, чтобы твой огонь запомнили надолго.
– Но как? – Губы Гуинед затряслись. Она села на траву и едва заметно шмыгнула носом.
– Гори, дорогая моя. Гори.
Глава 9. Дом, лютня и плечо друга
Виглаф и Гален беспрепятственно вошли в город. На этот раз их никто не встречал, не было веселых криков и кокетливых взглядов дам. Не было чувства праздника, ушел вкус победы. Лишь городская стража и законники отдавали честь вернувшимся, но никто не рискнул заговорить. Возвращение принца и рыцаря в столицу стало венцом траура Рэлле. До этого в смерти королевы было что-то неясное, что-то далекое. Сплетни, враки. Может, не совсем правдоподобные слухи. Королева могла заболеть, могла впасть в глубокую грусть. Могла просто уйти из города! Но умереть?
Гален молча обнял друга и пошел в конюшню проведать лошадей, а принц поднялся в замок. Почему-то Виглафу не хотелось идти прямо к отцу. Их разговор стер бы последние следы надежды на то, что все ошиблись. На то, что его мама все еще жива. На то, что она все еще ждет его.
Принц вошел в свою комнату. Он отметил, что в его отсутствие служанки здесь убрались. Одежда не на своем месте, свечи аккуратно расставлены на дальнем столе, а на стене висят две новых лампы. Пастельное белье пахло свежестью, пыли не было даже в углах. Комната выглядела совсем новой и необжитой, и ее вид выбил Виглафа из колеи.
Он схватил стул и ударил им по столу. В разные стороны разлетелись свечи, которые Виглаф тут же поднял и швырнул охапкой в стену, а следом ударил в то же место с прыжка, чуть не сломав руку. Принц громко выругался и сжал разбитые костяшки.
Виглаф оторвал от своего плаща кусок ткани и обмотал им ладонь. Он выдохнул, шмыгнул носом и даже усмехнулся, хотя в его улыбке не было радости или веселья. Любой, кто увидел бы ее, испугался и не напрасно, ведь Виглаф с новыми силами продолжил крушить свою комнату.
Гален чистил бок Быстроногой. Лошадь явно соскучилась по своему всаднику и то и дело подставляла шею, чтобы Бирн ее погладил. Рыцарь шепотом хвалил животное, словно бы напевая колыбельную.
Раздался звук битого стекла, и прямо к ногам Галена упала лампа, испугав Быстроногую и Бурю, лошадь Виглафа. Рыцарь поднял безнадежно испорченную лампу и посмотрел, откуда она упала. Комната принца. Бирн поджал губы, отложил лампу и направился было к замку, но одернул себя и сел прямо на землю, поджав по себя ноги. Руки он положил на колени, а голову опустил.