Вечно дикая
Шрифт:
– У этого скупого ублюдка полно денег. Бьерн просто хочет высказать свое недовольство, потому что он жалкий урод.
– Он не показался мне таким уж плохим.
Ворчливым, конечно. Немного резким, может быть.
– К тому же ему шестьдесят девять, и он, наверное, не спал целых полтора дня. Я бы на его месте тоже ворчала.
Джона хмурится.
– Когда это ты стала такой толерантной?
Смеюсь.
– Заткнись.
– Я серьезно. Ты слишком много
– О! Кстати, о Рое… У меня еще не было возможности рассказать тебе.
Закрываю ноутбук и убираю его на тумбочку, а затем придвигаюсь к Джоне. Он без лишних слов поднимает руку, позволяя мне прислониться к его широкой груди.
Пересказываю все подробности письма Делайлы.
– То есть ты хочешь сказать, что рылась в личной почте этого замкнутого человека?
– Оно лежало на самом видном месте.
– Так бы поступила и Мюриэль.
– Это не одно и то же!
– Ладно, как скажешь, мини-Мюриэль.
Я игриво бью его по животу, и мышцы Джоны напрягаются.
– Она ворвалась бы к нему в сарай и засыпала вопросами. А я этого не сделала.
– Потому что он, скорее всего, достал бы ружье.
– Да какая разница? В любом случае главное не это.
Джона улыбается, словно издеваясь надо мной.
– Ладно. И что же главное?
– То, что он не намерен с ней общаться.
– И это его выбор. Мы не знаем, что происходило между ним и его семьей все эти годы. Может быть, он просто не хочет иметь с ними ничего общего.
Прикусываю язык от желания сказать, что, вообще-то, знаем. Я знаю, потому что Рой рассказал мне в ту страшную ночь в августе, когда самолет Джоны разбился в долине. Я никогда не рассказывала о том, чем поделился со мной Рой. Никому, кроме Саймона, и сделала это лишь потому, что Саймон никого не осуждает.
Джона бы осудил. И очень сурово.
Рой и так уже достаточно наказал себя, уединившись в своем доме в лесу на тридцать три года, предпочитая в качестве собеседников домашнюю живность и диких собак.
– А как насчет «простить былые прегрешения и отпустить ситуацию»? Разве не ты подтолкнул меня к тому, чтобы дать отцу еще один шанс?
И Джона сделал это потому, что не дал своему собственному отцу второго шанса, а потом стало слишком поздно.
– Да, но Рой не умирает. Кроме того, Рен был порядочным парнем. А Рой… это Рой.
– Рой тоже порядочный.
Джона фыркает.
– На прошлой неделе, когда он приезжал подрезать копыта Зику, на нем опять была та чертова шапка из енота. Бандит от него спрятался.
– Он порядочный по-своему, – вношу поправку я. – Знаешь, я тут вот, что подумала:
– И что? – В голосе Джоны появляется настороженность.
– И… я сделала фото контактов Делайлы.
– Что за безумный план рождается в твоей хорошенькой головке?
– Еще сама не знаю.
Его пальцы откидывают волосы с моего лица, пока он смотрит на меня сверху вниз.
– Он не похож на Рена. Рой больше напоминает дикого зверя – того, чье доверие ты наконец заслужила. Но если ты подорвешь его, все снова вернется на круги своя.
– Знаю. Поэтому и беспокоюсь.
Рой так далеко продвинулся с нашего первого визита к нему в марте – в тот день, когда мы переехали сюда и узнали, что стали гордыми владельцами ненужного нам козла.
– Ну хватит о Рое.
Джона наклоняется ко мне. Его губы касаются моего лица и плавно переходят к самому чувствительному месту – под ухом. Он знает о моей маленькой слабости.
– Это наша предпоследняя ночь наедине, аж до второго января.
– Боже мой, ты прав!
– Слишком долгий срок, чтобы за стеной нашей спальни находились твоя мама и Саймон.
– Они оба пользуются берушами для сна.
Саймон спит очень крепко, а маму раздражает звук его дыхания.
– Тебя никакие затычки для ушей не заглушат.
– Ой, заткнись.
Джона любит подтрунивать надо мной, что я могу быть очень громкой, но на самом деле это – обычно – неправда.
– Тогда, наверное, тебе лучше приняться за работу.
Он бросает на меня вопросительный взгляд.
– Какую работу?
– Ты мне должен. – Поднимаю брови. – За вчерашнее, в офисе.
Уголок его рта приподнимается, и его пальцы начинают ловко расстегивать пуговицы на моей пижаме, пока он не распахивает ее, подставляя мою грудь прохладному воздуху.
– Я когда-нибудь говорил тебе, как мне нравятся все твои сексуальные фланелевые пижамы огромных размеров, которые ты постоянно покупаешь? Особенно та, с леденцовыми тросточками?
Смеюсь, а Джона опускается все ниже, оставляя языком влажную дорожку на моей коже – от ключиц до пупка, задерживаясь на несколько секунд вокруг моих торчащих сосков.
– Хорошо, потому что я купила еще две.
Я делаю паузу и затем игриво-соблазнительным голосом добавляю:
– Vennen.
Он замирает.
– Можешь не называть меня так? Особенно когда я делаю это.
– Хорошо, Vennen, – повторяю я, сдерживая хихиканье.
– Я серьезно.
– Что это значит?