Вечное небо казахов
Шрифт:
Н. Оспанулы отмечает, что Умай поклонялись не только женщины, кормящие матери, но и воины, души которых после гибели на поле боя принимала Умай. М. Элиаде обращает внимание на тот странный факт, что великие азиатские богини земли, плодородия и любви, символизирующие начало мирового Творения, женственность и неустанное материнство, имеют также аспект покровительниц войны. «Их почитают женщины во время мира, а мужчины – во время войны. Мужчины, если обобщить, подпадают под власть этих Великих Богинь на поле битвы» [21] . «Война – форма смерти, а поскольку Великая Матерь – «божество всеединства», в ней сосуществуют противоположности: жизнь и смерть, добро и зло, блаженство и страдание» [22] . Эта идея представлена в видении Рамакришны: великая богиня Кали предстала перед ним в образе юной матери, ласкающей свое дитя на берегу священного Ганга; вдруг женщина превратилась в крокодила, пожравшего ребенка и нырнувшего в реку. Этот аспект неумолимой жизни выражен и в казахской военной песне ХVIII века «Гульдарига», где мать-земля называется «см ара жер» – «безжалостная жестокая черная земля», которая поглотит нас всех.
21
Элиаде
22
Там же.
В древнетюркской мифологии Мировое Дерево имеет рождающий и погребальный аспект, точно так же архетип матери имеет двойственный характер – рождающий и пожирающий, что нашло отражение в эпизоде с пленением сына Салор-Казана в огузском эпосе «Книга моего деда Коркута».
Могила
Могила как ипостась Коркута символизирует вечное обновление жизни через смерть, возрождение (Т. Асемкулов). Ведический бог огня Агни, кстати, также является образом Ямы, бога смерти. Казахи говорят «орытты крi» (могила Коркута) и сейчас понимают это, исходя из сохранившихся легенд о том, как, убегая от смерти, Коркут побывал в четырех концах света, и везде перед ним представала вырытая для него могила. Действительно, поверхностный смысл этого образа – ужасающая неотвратимость смерти. Но тенгрианство не было бы великой традицией, если бы ограничивалось этим поверхностным смыслом. Отметим: Коркут побывал в четырех концах света (землю тюрко-монголы представляли себе квадратной), и везде его ждала смерть. Потом он возвращается на Сырдарью, в центр, пуп земли, место начала, творения и совершает жертвоприношение. Четыре могилы в четырех сторонах света и вернувшийся в центр Коркут образуют крест. Крест, имевший сакральный смысл задолго до христианства. Крест начертан на древних надгробных камнях на могилах казахских воинов – членов тайных воинских союзов на Сырдарье (сообщение Берика Жусупова – жырау и исследователя Сырдарьинской традиции). Крест на нижнем физическом уровне означает смерть, ее неизбежность в проявленном мире форм (четыре могилы в четырех концах квадратной земли). Но на духовном уровне крест символизирует победу над смертью, возрождение через смерть – самопожертвование, инициационную смерть и рождение на высшем уровне бытия.
В тенгрианском эзотеризме Коркут принес Смерть как дар людям, потому что в этом мире тот, кто не умер, не является по-настоящему живым. В четырех-пятилетнем возрасте ребенку символически отрубали голову саблей, и с этого момента он получал новое имя, начиналась его настоящая жизнь. Жизнь имеет смысл только в том случае, если есть смерть (Т. Асемкулов). Эту же мысль современный мистик выразил так: пластмассовые цветы красивы, не требуют ухода, они вечны – никогда не увянут, не опадут в отличие от живых цветов. Единственное «но»: они ведь ненастоящие, неживые. Смерть есть рождение в новое состояние. Она – естественное продолжение жизни, ее апофеоз, и потому боевым кличем казахских воинов в древности были слова: «лiм жо, мiр жас» – «Смерти нет, жизнь вечно молода» (Т. Асемкулов).
В ипостаси могилы Коркут, как и Христос, типологически сравним с «убиенными божествами»: М. Элиаде наряду с верховным небесным богом-творцом мира выделяет во многих мифологиях более позднее, «молодое» божество, смерть которого знаменует переход от мифологической эпохи творения к «исторической» эпохе, становится ядром мистериальных религий, архетипом инициационных ритуалов [23] .
Глава 2
Реконструкции изначальной общечеловеческой традиции и тенгрианство
23
См. Элиаде М. Аспекты мифа. 2000, с. 97.
Весьма перспективным является исследование тенгрианства в русле Виртовской реконструкции гиперборейской традиции. С точки зрения германского ученого Г. Вирта «…скандинавские и древнегерманские руны и рунические круги представляют собой следы древнейшей знаково-символической модели, которая лежит в основе всех типов языков, мифологий, культур, ритуалов, сакральных доктрин, календарных систем, астрологических наблюдений и т. д.» [24] . Занимаясь специально германо-скандинавскими рунами, Г. Вирт указал также на точное соответствие германских и тюркских рун (при другой огласовке), причем практически исключил возможность заимствования, указывая на общий источник их происхождения – арктическую Гиперборею. По утверждению Вирта, «изначальной культурной моделью, на основе которой развились и письмо, и фонема, и ритуалы, и юридические институты, и искусства и занятия – т. е. вся человеческая культура в ее истоковом зародышевом состоянии, – было наблюдение природных годовых явлений арктического Севера» [25] , и в частности движения Солнца, смена арктического дня и ночи. В центре гиперборейской традиции мистерия спускающегося к людям Света – Божественного ребенка, являющего откровение Высшего Существа, Мирового духа в пространстве и во времени, в космическом круговращении, в Годе, измеряемом движением солнца. «Через него, «Божественного ребенка», позже «Сына Божьего», действует сам Бог. Он – посредник между Богом и людьми, между бесконечностью и конечностью, между безусловным и обусловленным, между абсолютным и относительным» [26] . Вирт указывает на гиперборейское происхождение шумерского Dingir – тюркского Тенгри (сравните с именем верховного германского бога Донар-Тонар-Тор), означающего в соответствии с его реконструкцией спуск Сына Божьего, Посланника, Солнца в ночь, в воду, в зиму. В фольклоре эскимосов Вирт обнаружил упоминание о некоей древней расе, жившей в Арктике – «людях Танара».
24
Дугин А. Абсолютная родина. С. 689.
25
Там же. С. 693.
26
Там же. С. 180.
Если, по мнению Вирта, в основе рунического круга лежит наблюдение за сменой Света и Тьмы, Дня и Ночи, то казахские лингвисты реконструировали семантику слова «Тiр» как означающего восходящее и нисходящее движение Солнца [27] . На основе древнетюркских памятников историки реконструируют культы Буд-Тенгри (зенитное положение солнца, у Вирта руна «I» означает летнее солнцестояние), Тенгри на черном коне (ночной путь солнца) и Тенгри на пестром коне (рассвет и закат) [28] , представляющих «кеп» – ипостаси, состояния единого Тенгри.
27
См.: Жубанов Е., Ибатов А. Анализ этимона «трi» – «всевышний» // Проблемы этимологии тюркских языков. 1990. С. 314–337.
28
См. соответствующие статьи Г. Агелеуова и Ю. Зуева в сб. «Военное искусство кочевников Центральной Азии и Казахстана».
«Тенгри на пестром (ала) коне» напоминает божественных близнецов-всадников Ашвинов – богов утренней и вечерней зари в индуизме. Он является путникам как посланник, приносящий удачу. В этом своем качестве посредника между Высшим Существом и людьми он является аналогом Коркута. Как бог Пути, Тенгри на пестром коне сравним с Одином/Вотаном – германо-скандинавским богом путешественников, занимавшим изначально место ниже верховного бога Тунора/Тора и возвысившегося, по-видимому, во времена Великого переселения народов [29] . Один – шаманский бог, бог воинов, павших в бою, душеводитель, мудрец и прорицатель, бог бури и бог поэтов. Все это сближает его с Коркутом. Один – оборотень, который может явиться змеей, орлом, конем, волком. В тенгрианстве мир соткан из божественных энергий, сгустки-сосредоточения которой могут принимать любую форму и являться человеку в том виде, который он готов воспринять (Т. Асемкулов). Таков и Коркут, одной из ипостасей которого является Орел, и Баба Тукти Шашты Азиз, который Алпамысу в зиндане является в образе солнечного луча и кошки, а бесплодной женщине – в виде колючего кустарника (символизм которого как богоявления подробно разбирается у Вирта), и Камбар-ата, и Кыдыр – исламский Хизр. Эти высшие существа – посланники Тенгри и покровители человека в тенгрианстве – аналогичны языческим «богам». Это нужно иметь в виду при реконструкции тенгрианства.
29
См.: Дьяконов И.М. Архаические мифы Востока и Запада. 1990. С. 126.
Посредническая функция «Тенгри на пестром коне» зафиксирована в его имени. «Ала» имеет значение «пестрый», а также «красный» – цвет тюркского знамени. В суфийском инициационном тексте значение красного цвета проясняет Багровый ангел (Божественный посланник): «Я – мудрец, чья сущность Свет… Но тот, кто поймал тебя в сети… бросил меня в темный колодец. С тех пор и пошел этот пурпуровый цвет…Если бы не он, я был бы белым и светящимся. Когда к какой-нибудь белой вещи, чья белизна связана со светом, примешивается немного черного, она приобретает красноватый оттенок. Посмотри на закат и восход… Простой светильник обнаруживает то же самое. Снизу пламя белое, сверху оно переходит в черный дым, в середине же оно красноватое» [30] . Этнолог В. Тэрнер указал, что основной триадой цветов в разных культурах являются белый, черный и промежуточный между ними красный. В казахском языке «алау» – пламя, «аластау» – очищение огнем. Традиционно токпе-кюи, кюи Западного Казахстана назывались кюями «ала-байра» – кюи красного (пестрого) знамени, кюи воинские, кшатрийские, кюи касты среднего мира. Возможно, название самых высоких в тюркском регионе гор Алатау следует понимать в смысле «горы, посредники между Всевышним и миром». Художник М. Кул-Мухаммед, уроженец Алатау, считает, что правильное название горы Хан-Тенгри «Тiр тау» или в другой огласовке «Тiр та» – «трон Тенгри».
30
Конец Света (эсхатология и традиция) / Сост. А.Дугин. М., 1998. С. 74.
Хотя Г. Вирт указывает на разную огласовку германских и тюркских рун, имеется целый ряд явно неслучайных совпадений. Руна «Тui», «Tur» лежит как в основе слов «трон», «алтарь», «Тор» (верховный бог германцев), так и в основе казахского «тр», «тре», «байтерек» и пр. Русское «олень», «ель», немецкое «еlch» (олень) восходят к культовой формуле «el», «il», которая обозначала «свет», «луч». К этой формуле явно восходит и казахское «елiк». Культ рогатых животных был связан с руной «Ка» – «свет, поднимающий руки». «Позже «рога» были истолкованы только как знак силы и мощи, но изначально они имели чисто духовный, идеографический смысл» [31] . В исследовании «Мифоритуальные основания казахской культуры» мы доказали, что Мыстан в казахской мифологии является представительницей некоего архаического культа, «рогатой» жрицей, негативным аспектом матери Алпамыса. В казахском фольклоре «рогатость» является символом духа, достижения высшего состояния, счастья и т. п.
31
Дугин А. Абсолютная родина. С. 718.
Ностратический корень «ме» выражал идею искусства, силы, могущества. Шумерское «ме» означало универсальную силу, разделенную между существами вселенной [32] . Казахский корень «мыс», входящий в имена «Мыстан» и «Алпамыс», помимо значения «медь» имеет то же самое значение, что и шумерское «ме».
Сакральный полярный смысл имеет слово «яблоко» (английское «apple»), от которого происходит имя Аполлона – гиперборейского бога Солнца и Света. Казахское «алма» относится к тому же фонетическому ряду. И если эпический герой Алпамыс реконструируется как ипостась Божественного, небесного принципа (см. главу 1 «Мифоритуальных оснований»), то можно предположить связь этого образа с гиперборейским Аполлоном, а корень «алып» – «великан» связать с руническим рядом и с названием гор Альпы.
32
Там же. С. 35.