Вечное
Шрифт:
– А может его надо было того? – предложил комиссар. – В подвал? Как третью категорию опасности?
– Так он же не маг, – возразила я.
– Гарпия! Какого хромого гоблина он не целителей впечатляет, а у нас неистовствует?
Алданэль как магистр болтологии и трепломатии, которыми априори являлись все мозгоправы, посмотрел на гнома с уважением. Я попыталась повторить последнее слово про себя, но даже воображаемый язык узлом заплелся. Арестованный, одетый в черное облегающее трико во все туловище, в шапке с прорезями для глаз и имитацией треугольных ушей на макушке, а также в просторный
– Я туда один не пойду, он же полный неадекват, – сказал Линтэ и плотнее прижался к двери в коридор, руки у него были заняты планшеткой, но кто этих эльфов знает, может они и альтернативными частями тела могут дверные ручки поворачивать.
Мы со Ставом пытались надавить на профессиональную гордость и служебный долг, но эльф упорствовал.
– Свежую ловчую бригаду позовите, пусть его… обезвредят и целителям на опыты сдадут.
Руки мозгоправа по-прежнему были на виду, а дверь-таки открылась.
– А это вообще кто? – вдруг спросил Став и уставился на меня.
– Как кто? Вы сетесериалов не смотрите, комиссар арГорни? Это же Батмейн!
– У меня не настолько спокойная жизнь, чтоб дурь, что я на работе каждый день живьем и не-живьем вижу, еще и по монитору дома смотреть. Да какой он, ухом рыть, Батмейн? Это же, – комиссар задумчиво присмотрелся к замершему внизу монитора блину лица, – это же старьевщик с Суконки, Елька Палкен, полоумный племянник жены брата Гава Палкена, который еще во Втором Восточном завхозом служил и на пенсию ушел как раз перед объединением.
– Ага, – очумело выдала я, впечатленная богатыми родственными связями подследственного и осведомленностью о них Става. – Никто не знал, а он – Батмейн.
– Исцелякам его сдать и всего делов.
– Да пребудет с вами сила, мастер арГорни, – тут же напутствовал Алданэль и энтузиазм Става мгновенно увял. – Мне вот непонятно только, – добавил эльф, – как этот уникум умудрился до полусмерти загонять внекатегорийного темного, две пары патрульных и отряд ловцов и попасться только от того, что повис вниз котелком на ограде общественного парка?
Я его так и нашла, зацепившимся своими колготками с карманом на заду за отогнутый штырь. Как раз карманом. Находясь в подвешенном состоянии, герой экранов умудрялся размахивать конечностями, орать о торжествах справедливости, большого и светлого и свободы отношений и рвался приносить добро пачками, как вдруг порвался карман. Батмейн, запутавшись руками в плаще, спелой сливой шмякнулся оземь и притих. Временной контузии мне хватило, чтобы оттранспортировать тело, замотанное, помимо собственного плаща, еще в три ловчих сети, от которых он, следуя по непредсказуемо хаотичной траектории, умудрялся увиливать, ввергая злобных, как демоны ловцов в пучину сквернословия. Пока преследуемый живой не пользовался даром или амулетами, его можно
– Что тут непонятного? – я пожала плечами. – У вашего Палкена под резинкой штанов было полно флаконов от энергетика. Штук десять и практически все пустые, на мое счастье.
Моя макушка, стукнутая посыпавшимся с Ельки добром, заныла. А тот единственный полный флакончик, пойманный мной, как раз и помог (ну, почти) преодолеть полосу препятствий на полигоне. Эффект от него был едва не вдвое сильнее, чем у того, что нам на смену выдают, но и момент прекращения действия ощущался вдвое сокрушительнее.
– О! – обрадовался Став, – так это самоварщик! Его как отпустит, сразу в отдел по контролю за оборотом сильнодействующих веществ сдать и путь ведьмы с ним сами разбираются.
– Отлично. Всем спасибо. Я домой, – резюмировала я.
– А работать кто будет?
– Стажер пусть работает. Этот, с перьями. Я спать хочу и вообще у меня дети мать не видели сутки уже. Он мои ночные на весь остаток месяца себе взял если что. И спокойной ночи.
А чтоб не успели остановить – призвала тьму и слилась гранью под завывания охранной системы здания, среагировавшей на мой уход, как на попытку проникновения на стратегически важный объект.
3
В доме стояла тишина. Просилось добавить мертвая, но это был все же ведьмачий дом, несмотря на магическую ориентацию в нем живущих, так что…
– Уо-о-о-у-у-у, – раздалось из кухни песнью скорби.
Живот подвыл, я заглянула в обитель хлебов.
Копать сидел в центре стола, распихав по краям солонки-конфетницы и задрав морду к люстре, выл на сидящего там, тоже в центре, на самой шишечке, серебристого паука. Мое появление было отмечено поворотом уха, и песня продолжилась. Аппетиту и принятию пищи это не мешало – места на столе было достаточно, поэтому я позволила тварям продолжить общение.
Есть – было. Значит вчера приходила Годица. Когда не приходила, меня по возвращении с ночной мог ждать подгорело-недопеченный омлет, мило кривой бутерброд или вполне сносная каша, или ничего, если малолетние, но вполне самостоятельные кулинары вполне самостоятельно проспали. Или что вечером в мое отсутствие являлся магистр-тьма-Холин. Этот любил и умел проводить инспекцию на кухне.
– Кх! Кх! Мке-ке-ке!
У меня едва суп носом не пошел. Ложка вывернулась из рук, я вскочила, перехватывая табуретку за ногу, готовая вломить. Но звуки парующихся гулей шли из кота.
— М-м-мо-у-у. К-к-к-кек.
Вряд ли Копать мог заглотнуть живьем двух разнополых падальщиков и им внутри так понравилось, что они принялись амуры разводить, но я вняла оригинальному предупреждению и пристально взглянула на паука. Паук смутился, забежал на невидимую мне часть шишечки, Копать засопел и задергал задом, перетаптываясь и чуть пригибаясь. Я выпустила темную ленту, чтобы сцапать членистоногое на люстре, но паук не сцапался, он свалился. Блеснули алые звезды в кошачьих глазах, мелькнули белые клыки, раздался хруп и воцарилась благодать.