Вечность продается со скидкой
Шрифт:
Гончарова отрицательно покачала головой:
– Нет и еще раз нет. Он производит на меня отвратительное впечатление. Сразу не понравился. Солдафон, к тому же слишком часто прикладывается к рюмке.
– Не верьте этому обманчивому образу, – произнес Сколышев. – Это маска, под которой скрывается расчетливый и алчный убийца. Теперь он отдает приказания, запирает людей, как в тюрьме, у него ключи. Кто ему дал на это право? Никто. Горстка безвольных личностей наподобие двух очарованных его манерами и седым чубом дурочек и бабки с сомнительным прошлым.
– Но зачем он затеял все это? – прошептала Гончарова. – Я не вижу смысла.
– Его
Ольга Евгеньевна отвела глаза. Она-то знала, что совесть у ее мужа нечиста. Ну и что из того, если он однажды стал виновником гибели человека? Это совсем ничего не значит. Гончарова вдруг подумала: а что, если полковник все-таки прав? Что ей известно про собственного мужа? Сергей был для нее всем, и она часто, практически всегда, действовала, ослепленная любовью к нему.
Историк продолжал разглагольствовать, но Ольга Евгеньевна уже не слушала Сколышева. Если ее подозрения верны, то Сергей – убийца? Нет, не может быть. Ее муж слишком рационален и прагматичен, чтобы убивать. Хотя тот случай… Это была единственная возможность разрешить проблему. А вдруг не единственная? Но Сергей отнюдь не склонен к абстрактному правосудию. Предположим, ему захотелось покарать людей, виновных в убийствах. Стал бы он собирать их в кемпинге и убивать по очереди? Разумеется, нет. Сергей – человек рациональный.
– Вы меня слушаете, Ольга? – прервал поток ее размышлений историк. Он заметил, что она углубилась в собственные мысли, и замолчал.
Чертова баба, для кого он распинается и очерняет Енусидзе? Именно для нее. Целью Сколышева было посеять вражду между гостями. Они задержатся в кемпинге еще на три-четыре дня, и когда буран стихнет – а это рано или поздно произойдет, прояснится небо и станет возможным покинуть обитель зла, как он окрестил «Серебряную поляну», – все будет кончено.
Сколышев не спал предыдущей ночью. Но он ничего не помнил. Ему казалось, что он покидал комнату. Такое с ним происходило не в первый раз. Врач сказал, что это тревожные, но еще ни о чем не говорящие симптомы. По взгляду медика он понял, на что тот намекает: на сумасшествие. Петр Сергеевич был уверен, что он нормален, даже более нормален, чем все остальные люди. Просто везде враги. Они не дают хода его научной карьере, они подсиживают его в школе. Даже в кемпинге собрались враги. Кто-то затеял игру в смерть, и он – или она? – они! – желают добраться до Петра Сергеевича. Не получится. Он будет осторожен и хитер. Как волк. Он их всех победит. Сколышев пока что не знал, кто стоит за всем этим ужасом. Вряд ли Енусидзе. Кто-то старательно ведет игру так, чтобы полковник вышел на первый план. Николай Кириллович слишком туп для столь коварной затеи. Все здесь тупы – за исключением убийцы и его, Петра Сколышева. Настанет момент, и весьма скоро, когда они встретятся в одиночной схватке.
– Да, да, я вас слушаю, – ответила Ольга Евгеньевна. Историк поразил ее пронзительным, как лезвие кинжала, взглядом. Почему она верит чужому человеку? Сколышев казался ей очень подозрительным типом. И все-таки Ольга Гончарова испытывала странное доверие к нему.
– Вы обязаны убедить колеблющихся, что в наших общих интересах изолировать Енусидзе. Вы знаете, кого мы можем причислить к нашим сторонникам?
Гончарова сказала:
– Пожалуй, Вику. Она дура, но это и к лучшему. Еще борца Антонова – хотя кто его знает. И астролога.
– Насчет Антонова я бы поостерегся, – ответил Сколышев. – Еще, я думаю, можно привлечь в наши ряды Марину Пояркину. Вот и начните с нее, Ольга. Постарайтесь сделать так, чтобы она оказалась на нашей стороне.
– Хорошо, – ответила Гончарова. – Я поговорю с ней.
– Ну и прекрасно. – Историк положил ей на плечо руку, и Ольге инстинктивно захотелось сбросить ее. Ладонь Сколышева была холодная, как лед. – Вот и принимайтесь за работу. Я вам гарантирую, что мы освободим вашего мужа. Пока перевес на стороне наших противников. Но это временно.
Ольга Евгеньевна испытывала странное чувство к историку. Она его боялась – ее определенно охватил некий благоговейный страх перед ним, страх, который переходил в восторг. Но в то же время он был ей омерзителен. Однако Сколышев говорил здравые вещи, созвучные ее мыслям. Он поможет освободить Сергея, а потом историка можно самого изолировать.
– Я не верю, что кто-то из них является убийцей, – заявил Дима Реутов. – Да, раньше мне казалось, что самая подходящая кандидатура – это Ирэн. Но зачем ей топить и травить присутствующих? Она бы никогда не оставила улики у себя в комнате. При сложившихся обстоятельствах любой здравомыслящий человек выбросил бы шприцы или подложил их еще кому-то.
Реутов, Енусидзе, Катя, Лиза и Лидия Ивановна находились в гостиной.
– Кто сказал, что мы имеем дело со здравомыслящим субъектом? – спросил Енусидзе. – Ирэн не похожа на шизофреничку, но я и не специалист в этом вопросе. Катя, что скажешь?
– Согласна, Ирэн Аристарховна не похожа на сумасшедшую, – медленно проговорила Катя. – Но дело в том, что я не могу судить по внешним признакам. Сергея Леонидовича также не причислишь к психически ненормальным. Это мое субъективное мнение.
– А почему вы решили, что мы имеем дело с сумасшедшим? – подала голос Лидия Ивановна. – Я так вовсе не считаю. Вы разве не поняли, что на самом деле нас только заставляют так думать?
– Ну-ка, изложите свою версию, – произнес Енусидзе.
Мамыкина прошлась по ковру к камину и протянула к огню зябнущие руки. Сгорбленная старушка, о которой никто не подумает, что она – убийца, мелькнуло в голове каждого из присутствующих.
Лидия Ивановна сказала:
– Нас заставляют поверить, что происходящее – дело рук безумца. Но в действительности все это, как мне кажется, спланировано и осуществлено человеком вполне нормальным, однако беспринципным и жестоким.
– Что вас натолкнуло на эту мысль? – кашлянув, спросил журналист Дима. – То, что мы так быстро превратились в зверей, – ответила Лидия Ивановна. – Я не поддерживаю идею полковника запереть каждого в своей комнате. Я прошла через сталинские лагеря, и это напоминает мне тоталитарную систему. В конце концов, Николай Кириллович, разве вы можете доказать, что вы – не убийца? Правильно, не можете.
Енусидзе в который раз подумал, что Мамыкина – опасный противник. Она била прямо в цель. Полковник санкционировал домашний арест Гончарова в первую очередь для того, чтобы избавиться от противника. Ему не нужны враждебные коалиции. Пусть посидит, подумает в своем номере, ничего с ним не случится. Мамыкина слишком умна для восьмидесятидвухлетней бабки. Слишком.