Вечной жизни не хватит
Шрифт:
– И знай, малышка, что бы я ни сделал, я по-прежнему люблю тебя! – сказал Стасик, и Елена увидела, как его палец лег на спусковой крючок. Дуло ружья было в каких-то двадцати-тридцати сантиметрах от нервно вздымавшейся груди Елены. Было яснее ясного: Стасик выстрелит, и она умрет. Елена надеялась только на то, что мучиться не придется. По всей вероятности, так тому и быть: он целился прямо в сердце.
– Ну, не заставляйте публику ждать! – послышался голос Тахтахарова, и Елена заметила одинокую слезу, скатившуюся по щеке Стасика. Как же все это мерзко! Так и крокодил,
– Я тебя люблю… – произнес Стасик, и Елена закрыла глаза.
Не потому, что боялась, а потому, что не хотела, чтобы последним, что она увидит в своей жизни, был образ этого мерзкого предателя. Она попыталась подумать о чем-то приятном и светлом, но в голову лезли всякие глупые и ненужные мысли.
А ведь все могло получиться иначе! Она могла бы так и не уехать из своего родного городишки, могла бы остаться там, у нее была бы куча детей и, кто знает, уже и внуков. Она бы не являлась самой богатой женщиной России, но никто бы ее тогда и не похитил с целью ликвидации по неизвестной причине…
Время тянулось невозможно долго, последние секунды бренного существования, словно раскаленный воск, падали на нервы ее души.
– Да, да, сейчас приступим! – раздался голос Тахтахарова, который общался со своим невидимым собеседником. А женский голос – это была медсестра – приказал:
– Давай, не тяни!
Елена вдруг открыла глаза. И заметила, что Стасик, странно улыбаясь, сосредоточенно взглянул на нее. Он ведь действительно плакал. Сентиментальный убийца – что может быть гаже!
– Неужели сдрейфил? – спросила насмешливо Елена, и Стасик вдруг мотнул головой. А затем вскинул ружье и выстрелил Елене прямо в сердце.
Детство, которое, как полагала Лена Наместникова, было у нее абсолютно счастливое и безоблачное, закончилось в тот роковой день, когда умер отец.
Семейство Наместниковых обитало в достаточно большом провинциальном городке, расположенном на Урале. Только намного позднее Елена поняла, что город их был весьма грязный, уродливый и для жизни, собственно, малоприспособленный. Около города имелись две гигантские медные шахты, на которых и трудилась большая часть мужского населения.
Однако в те времена Лена полагала, что живет в самом замечательном месте на планете. Ничего другого она, собственно, и не знала. Очень редко они покидали город, а один раз всей семьей отправились летом на море. Поездка была незабываемая, замечательная, волнительная.
Их семейство тогда заняло все купе: отец, Григорий Иванович, мать, Ольга Дмитриевна, сама Лена и ее старшая сестра Оленька.
Это было подлинное приключение – особенно для Оленьки. Хотя она и была на два с половиной года старше Лены, по умственному развитию она соответствовала трехлетнему ребенку. Оленька была красивая девочка, страдавшая с рождения сложным заболеванием. Врачи поставили неутешительный диагноз: ее тело будет взрослеть, а эмоциональный и интеллектуальный уровень развития будет как у трехлетнего малыша.
Попутчики тогда косились на Оленьку, как, впрочем, и отдыхающие в курортном Адлере, куда после двух пересадок и четырех дней пути добрались Наместниковы. Однако Лена знала, что родители сильно любят свою старшую дочь, вероятно даже, еще сильнее, чем младшую. Когда-то она даже ревновала к Оленьке, однако потом поняла, что это ужасно глупо.
Отец, как и многие мужчины в их городе, работал на одной из медных шахт, мама же трудилась в больнице, причем именно ночью, так как днем была дома, вела хозяйство и присматривала за старшей дочерью. А когда муж возвращался из шахты, уходила в ночную смену.
Семья у них была дружная, они стояли друг за друга горой. Отец был человеком строгим, но справедливым, а мама обожала обеих дочерей. Впрочем, как поняла Лена, родители собирались завести еще одного ребенка – отец так и не смирился с тем, что у него не было сына.
Тем летом Лена закончила шестой класс. Наконец школа осталась позади, можно было отдохнуть и порезвиться. У нее имелась лучшая подруга – темноволосая и темноглазая Азиза, с которой они были подругами не разлей вода. Правда, родители не одобряли то, что Лена общалась с Азизой: девочка она была резвая и непосредственная, однако склонная к жестоким проказам и мелким пакостям. После одной из таких проделок Лене пришлось дать честное слово, что она больше не будет общаться с Азизой, однако она продолжала встречаться с ней тайком.
Так было и в тот удивительно жаркий день. Впрочем, несмотря на то что до конца каникул оставалось еще более чем прилично времени, Лена понимала, что скоро жара пойдет на спад, а к сентябрю уже ударят заморозки.
Мама вернулась с работы в больнице, как обычно после ночной смены около одиннадцати утра, правда, немного задержавшись, и Лена, поцеловав старшую сестру, которая сидела на полу и сосредоточенно водила фломастерами по исчерканному листу, бросилась на улицу. Мама крикнула ей вслед, чтобы она обязательно вернулась к обеду, но Лена сделала вид, что не расслышала.
Она выбежала из пятиэтажки, в которой у их семейства была двухкомнатная квартира, завернула за угол, быстро прошлась мимо универсама. Она увидела старушек-соседок, чинно восседавших около магазина и торговавших кто чем: семечками, сушеными грибами, лесными ягодами.
Лена вежливо поздоровалась со старушками, а затем заметила притаившуюся за бочкой с квасом Азизу. То, что старушки терпеть не могли ее лучшую подругу, Лене было известно: Азиза не раз доводила их до белого каления своими выходками.
Свернув к бочке с квасом, Лена обернулась и заметила, что одна из любопытных соседок смотрит ей вслед. Если увидят ее вместе с Азизой, то наверняка доложат об этом матери. А отец обещал, что если узнает, что дочка снова встречается с «этой малолетней преступницей», то оборвет ей уши.
Поэтому Лена сделала вид, что пристроилась к солидной очереди за квасом, а когда к старушкам подошел очередной покупатель, быстро метнулась в сторону.
– Ну, привет! – произнесла Азиза, вываливаясь из-за навеса. Внешне она походила на мальчика – загорелая, с темными короткими волосами, в штанах и майке. – Чего так долго?