Вечные всадники
Шрифт:
И он рассказал длинную историю, очень интересную для Солтана, а мать в это время дремала у очага.
ГЛАВА ТРЕТЬ Я
Чуть ли не с трехлетнего возраста началась любовь Солтана к лошадям, а в пять лет отец впервые посадил его на своего коня и пустил вскачь в числе соревнующихся сверстников. Каждый год в ауле устраиваются конные состязания на первенство улиц или кварталов, а то и всего аула.
Тогда Солтан пришел пятым. Отец не особенно переживал за это, знал – подрастет мальчик и возьмет свое. Это было на первомайских состязаниях. А на октябрьских, в честь
С тех пор Абдул не пускал оставшегося единственного сына на соревнования. Он только разрешал Солтану проехаться на старой ленивой кобыле, зная, что она быстро не побежит.
Абдул видел, что сын влюблен в лошадей, только и грезит о них. Разве не об этом говорит и последний случай с родословной Тугана?
Абдул лежал и, глядя на кусочек ночного неба через широкую дымовую трубу избы, думал о сыне. Что ж, пусть Солтан станет зоотехником по коню! Но какой же из него зоотехник, если он и в свои девять лет не посажен на настоящего коня, не имеет свободного допуска к денникам? Надо хотя бы в выходные дни брать его на целый день с собой на завод, надо сажать на коня и пусть себе катается внутри у огромной изгороди. Если и упадет, то не страшно, там мягко…
Абдул не знал, что его сын и сам уже решил кататься не только на старой ленивой кобыле, но и седлать настоящего коня! Тайком от отца…
Уговорил же Солтана на это его закадычный друг Шайтан.
Это был беспокойный мальчишка. С тех пор как с уст его матери слетело слово «шайтан», обращенное к сыну, стало забываться настоящее имя мальчика – Мурат, а прозвище Шайтан так и прилипло к нему.
Шайтан быстр, находчив, неуловим и бесстрашен. Когда он нужен дома, его найти невозможно, зато везде, где не нужен, он тут как тут.
Однажды, во время перемены в школе, Шайтан отвел Солтана в сторону:
– Тебе, говоришь, не разрешают кататься верхом?
– Ага…
– Какой же ты после этого мужчина!
– Не знаю.
– А я знаю. Вот ты какой мужчина, посмотри. – И Шайтан показал на девчонку, стоящую неподалеку, обхватив новый телеграфный столб.
Солтан обиделся и хотел уйти, но Шайтан властно опустил свою ладонь на плечо друга. Солтан заметил, как свисает разорванный рукав синей сатиновой рубашки Шайтана. У него, у этого Шайтана, добрые глаза. И огненно-рыжие волосы, что так редко встречается у карачаевцев.
– Ты слушай меня! – сказал Шайтан. – Хватит нам кататься на ишаках. Я придумал. Отец поручает мне пасти нашего коня. Вот я решил… Понял? Мы будем пасти с тобой и птицей летать на коне!
Тут прозвенел звонок, и они поспешили в класс.
– Опять от мамки попадет, – вздохнул Шайтан, закатывая разорванный рукав.
Откуда знать Абдулу об этом ребячьем замысле?
Он лежит и думает, что Марзий ни за что не захочет видеть своего сына наездником.
Мать Солтана возненавидела лошадей с того горестного дня, как разбился, упав с коня, старший сын. Была бы на то ее воля, она даже переехала бы с семьей в свой аул Даусуз, где нет никаких конезаводов. И почему это надо ездить верхом? Нынче уже вон какие сверкающие велосипеды появились в ауле, и не обязательно мотаться верхом на коне. Она знала хорошо, что мужа никогда не сможет оторвать от лошадей, от завода. Он с юношеских лет работает на нем и на всю жизнь влюблен в лошадей. Разве не он первым садится на необъезженных жеребцов и, гарцуя, едет на усмиренном коне из конца в конец длинной аульной улицы? Им любуются в такие дни люди, стоя у своих ворот.
Нет, Марзий знает, что никуда отсюда им не уехать. Да и могилка ее мальчика здесь… Солтана же Марзий хочет видеть только доктором! Вот тогда он вылечил бы и ее мозоль на правой ноге, из-за которой она покупает обувь тридцать восьмого номера. Сколько раз Абдул уговаривал ее пойти к фельдшеру! Но как она пойдет и покажет голую ногу мужчине? Срам! А был бы ее сын доктором, вылечил бы.
«Никто не поверит, что тебе всего тридцать пять лет, – уже ругал ее муж. – Ты как древняя старушка, стыдишься всего, как будто фельшару нужна твоя нога!» А сам Абдул? Не едет показывать свою печень женщине-терапевту. «Как я могу раскрыть свой живот чужой женщине?» – говорит он, а на печень продолжает жаловаться.
«Не нужен нам еще один наездник в доме, а свой врач пригодится», – думает Марзий, лежа валетом со своим Солтаном и кладя его теплые ножки к себе на грудь.
***
В роду Шайтана мужчины всегда занимались плотницким делом. Прадед строил, говорят, дома; дед мастерил любую мебель. А отец Шайтана, Мазан, делает только стулья. Иногда можно услышать, что весь аул сидит на стульях Мазана.
Стулья разные. Постарается Мазан – инкрустированные, а поленится – еле выструганные, еле склеенные; порой такой причудливой формы, что заказчик никак не может сообразить, как же надо сесть, чтобы не перевернуться.
Мазана за глаза зовут почему-то «Казан», хотя он ничуть не похож на круглый приземистый котел, а, наоборот, высокий кряжистый мужчина. Может быть, потому так зовут, что он не рыжий, как его сын Шайтан, а очень смуглый и у него иссиня-черные волосы. Нос у него настолько тонкий и не подходящий к лицу, что острословы окрестили его «Приклеенный нос». Никак не могут в Аламате без прозвищ!
У Казана есть конь, есть ишак, корова, куры. И конечно, собака, которая всего только один раз говорит «гав», когда во двор заходит чужой, а потом или ласково виляет хвостом, увиваясь возле пришедшего, или же лежа наблюдает за ним, сонно склонив голову на лапы.
Конь и ишак -на попечении Шайтана, а корова, куры и собака – забота матери. Сам Казан только стругает и пилит, сколачивает свои стулья. Как уже говорилось, если он в хорошем настроении, то заказчику повезло – стулья будут и гладкими, и с изображением на них каких-то доисторических животных, а если Казан встал не с той ноги, то заказчик должен будет сам решать, как садиться на стул.
Иногда слишком придирчивый заказчик пробует спорить с Казаном, но он мрачно отвечает:
«Я сумел сделать стул, а ты не умеешь даже сесть? »
Мать подоила корову и занялась завтраком, а Шайтан сел на коня, вывел со двора корову и ишака. Корову «сдал» в аульное стадо, а ишака погнал за околицу, а потом еще дальше, за холмы. Там Шайтан стреножил рыжего, как и сам, коня, пустил его пастись. Вернулся домой и отправился в школу.
Он думал о Солтане. «Вечный всадник»! Это прозвище своему другу Шайтан дал потому, что Солтан вечно «скакал» на коне, на чем бы он ни сидел. Уж кто-кто, а Шайтан знал хорошо, как другу хочется лететь птицей на настоящем коне.