Вечный бой
Шрифт:
– Продолжайте занятие, - спокойно сказал капитан.
– У нас сейчас должен быть перерыв.
– Что ж, делайте перерыв.
Капитан жестом пригласил Шатрова отойти с ним в сторону.
Шатров шел рядом с Зайнуллиным и опять чувствовал к себе отвращение. Как с этим "вижу", которое он бросил Ниязбекову, так и тут насчет перерыва ляпнул некстати, до перерыва еще оставалось пятнадцать минут. Просто струсил. Подумал, что Зайнуллин уйдет, не дожидаясь возобновления занятий. Побоялся продолжать занятия при капитане. Значит, делал что-то не так? Да нет,
Зайнуллин шагал рядом, как всегда строгий и значительный. Он о чем-то думал. И думы эти, отражаясь на лице, казались тоже важными и значительными.
– Я со стороны наблюдал, как вы проводили занятия, - наконец промолвил капитан.
– О содержании ничего не могу сказать - не слышал. А методика неправильная. У вас тактика. Вы людей в поле вывели, чтобы учить их действовать практически. Говорить можно было бы и в классе. Даже удобнее не так жарко. Раз вышли в поле - используйте местность.
– Я хотел на первом часу отработать теоретические вопросы, а потом перейти к практическим действиям.
Зайнуллин посмотрел Шатрову в глаза, и лейтенант понял, что ротный видит его насквозь, он без слов, одними глазами сказал: брось оправдываться, зачем хитришь? Я все понимаю: ты волнуешься; если бы я не пришел, ты все три часа читал бы лекцию перед строем; я тебя не ругаю, а просто подсказываю, что нужно делать.
Зайнуллин посоветовал, как отрабатывать некоторые приемы на местности, подсказал, какие особенности действий в пустыне нужно помнить. Не дожидаясь начала занятия, капитан пожал руку Шатрову и подбадривающе сказал:
– Ну, давай, не теряйся.
Обращение на "ты" чудодейственно повлияло на Шатрова. Как-то сразу все стало на свои места. Лейтенант впервые увидел и окружающую местность, и взвод Анастасьева, и свой взвод, который теперь не казался одноликой массой, одетой в хлопчатобумажные гимнастерки.
Шатров все еще испытывал волнение и думал о том, чтобы не допустить какой-нибудь ляпсус, но после посещения командира роты капитана Зайнуллина это волнение уже не было слепым и гнетущим.
Развертывая и перестраивая взвод по различным вариантам, Алексей теперь вел занятия более сознательно. Каждый солдат постепенно стал принимать конкретный облик.
Первым вырисовался и определился замкомвзвода - сержант Ахмед Ниязбеков. Вчера, знакомясь с ним, Шатров подумал: "Зачем его назначили заместителем? Неужели поживее сержанта нельзя подобрать?" А вот сегодня, видя, как Ниязбеков умело помогает ему на занятиях, как тонко поддерживает и подсказывает иногда, Шатров радовался такому знающему и опытному помощнику. "Хорошо еще, что не ляпнул вчера Зайнуллину свое мнение о его замене".
После сержанта выделился из общей массы здоровенный, рыхловатый солдат со странной фамилией Колено.
Он запомнился и необычной фигурой, и медлительностью. Шатров приметил: Колено при всех перестроениях опаздывает занять свое место. При первом построении солдаты стояли строго по ранжиру и поэтому показались все одного роста и одинаковой комплекции. А вот на занятиях,
Да и глаза у каждого свои - голубые, карие, светло-зеленые. Правда, все они по-прежнему внимательно смотрят на взводного, но что же в этом удивительного - куда же им еще смотреть? Не стоять же с закрытыми глазами. Так будет всегда - они постоянно будут устремлены на командира.
К концу занятий Шатров различал уже не только цвет глаз, а попытался определить по их выражению настроение солдат, их отношение к нему и оценку его действий.
Вот у рядового Судакова, например, выражение глаз явно ироническое. Этот высокий, стройный парень окончил десятилетку. Шатров вспомнил, что говорил о нем сержант Ниязбеков, когда они в канцелярии перебирали служебные карточки взвода. Судаков вырос в семье инженера, получил хорошее, в дополнение к школьному, развитие дома, но, будучи единственным сыном, набалован, изнежен, эгоистичен, не любит черновой работы, служит без желания.
Шатров посмотрел в глаза Судакову еще раз и убедился - в них была нескрываемая ирония. Может, и умный малый, но насмешливым видом своим он был неприятен Шатрову. Глаза его так и говорят: хоть вы, товарищ лейтенант, и громко командуете, хоть и выкатываете грудь колесом, я-то знаю - внутри у вас все дрожит от волнения, думаете вы о том, как бы не ошибиться при подаче команд, голосишко бы не сорвался, как у молодого петушка.
А вот как поведет себя Судаков, если у Шатрова действительно случится оплошность: хохотнет и подсечет его авторитет или промолчит и тем поддержит нового командира, - этого Шатров пока определить не мог.
Выделив и запомнив на первом занятии всего троих, Алексей почувствовал себя спокойнее. "Постепенно всех узнаю. Да и ребята, видно, неплохие. Чего это я так напыжился сначала? Почему ждал от них недоброжелательности? Люди как люди - молодые, веселые, здоровые. Никакой неприязни ко мне у них нет. Даже наоборот, явно пытаются поддержать". Во время перекура солдаты сели полукругом около лейтенанта, расспрашивали:
– Вы до службы в армии где жили, товарищ лейтенант?
– В Куйбышеве.
– А спортом вы увлекались, товарищ лейтенант?
– Имею второй разряд по кроссу, в волейбол постучать люблю.
– А правду говорят, скоро служба не три, а два года будет?
– спросил Колено.
Солдаты засмеялись.
– Этого я не знаю, - сказал улыбаясь Шатров.
К обеду взвод возвращался в городок. Была самая жаркая пора. Пот сбегал крупными каплями между лопатками. Шатров чувствовал, как мокрая ткань гимнастерки прилипает к спине. Пропыленные солдаты, раскачиваясь, шагали в ногу. "А что, если дать команду "Запевай"? Полагается же водить строй с песней. А вдруг не запоют? Устали, распарились, не до песни им сейчас".