Вечный человек
Шрифт:
Тотчас же из боковой двери выскочили два солдата, быстро, как прожорливые хищники, выволокли за ноги безжизненное тело Александра в соседнее помещение и бросили на еще не успевшие остыть трупы убитых до него людей. Затем они вернулись в комнату, где находились весы, торопливо засыпали пятна крови свежими опилками, разровняли их и опять скрылись в ожидании очередной жертвы. Не прошло и минуты, как «врач» в очках впустил в комнату нового заключенного…
«Вы солдат или офицер?»
Куда только не забрасывает человека судьба в военное время, и кто
На глазах всего мира немецкие фашисты занимались подлым, массовым грабежом и мародерством, истреблением целых народов. Загубленная жизнь Александра была всего лишь каплей в море злодейств, свершенных гитлеровцами.
А что ждет тех лагерников, которые сейчас еще живы?
Никто ничего не знал. Здесь все было покрыто мраком. И в этом мраке царили палачи.
Группу заключенных, в которой находились Назимов и Задонов, остановили перед дверями лагерной канцелярии. Узников впускали подвое, по трое. Выводили их через другую дверь, в противоположном конце здания. Каждому хотелось знать, о чем спрашивали в канцелярии узников? Какие делались затеей в бумагах? Но разговаривать опасно, за первое же неосторожное слово — удар палкой, прикладом, а то и пуля.
— А, черт с ними, пусть что хотят, то и делают! Все равно нам тут крышка, — хрипло пробормотал один из узников и с тоской посмотрел, как над лагерем расплывались клубы черного дыма.
Назимов, стоявший у самой двери, тронул Николая за рукав.
— Слышишь, некоторые уже всерьез прощаются с жизнью.
— Здесь ко всему надо быть готовым, — просто ответил Задонов и еле заметно показал глазами на длинную очередь, растянувшуюся перед дверями канцелярии.
Там все шло своим чередом. Какой-то низенький, тщедушный заключенный о чем-то просил гитлеровца. А тот все норовил ткнуть просителя прикладом в зубы. Безумный Зигмунд громко затянул песню, потом истерически захохотал. Конвойные принялись избивать его. Чтобы не слышать душераздирающих воплей несчастного, Назимов зажал уши ладонями и отвернулся.
Когда крики утихли, он снова зашептал Задонову:
— Куда могли отвести Александра? Не случилось бы с ним плохое?
Задонов в ответ молча подергал ус.
Осеннее солнце нехотя пригревало узников. Откуда-то прилетела запоздалая бабочка, опустилась на плечо Назимова. Баки не замечал ее, а Задонов наблюдал грустными глазами за этим недолговечным, но все же живым существом.
У Задонова, как и у большинства стоявших в очереди, от усталости дрожали и подгибались колени. Хотелось, не взирая ни на что, лечь на землю, забыться хоть на несколько минут. Вот уже третьи сутки узникам не давали ни крошки пищи.
Наконец Задонова и Назимова впустили в канцелярию. Настороженные, готовые ко всяким неожиданностям, они переступили порог большой
Приглядевшись, Назимов понял, что среди канцеляристов есть и не немцы. Не успел он сообразить, какую из этого можно извлечь пользу, пожилой, облысевший писарь знаком подозвал его к своему столу. Назимов, нарочно подняв голову, широко и уверенно шагая, приблизился к столу, в упор, насколько мог презрительно посмотрел на писаря. Баки отвечал на вопросы отрывисто, с откровенной враждебностью. Когда писарь спросил о национальности, Баки громко ответил:
— Русский.
Краем уха он слышал, что из военнопленных татар фашисты пытаются формировать особый легион, и поэтому счел за лучшее скрыть свою национальность.
Аккуратно занося в карточку ответы, писарь спрашивал по-русски:
— Ваше воинское звание? Вы солдат или офицер?
В тихом голосе канцеляриста Назимову почудились какие-то странные нотки. Акцент у него был явно чешский. Но в данную минуту Баки больше всего интересовало существо самих вопросов.
«Эх, куда бы бородатый ни пошел, борода всегда при нем», — вспомнил Назимов поговорку. — Видно, документы мои кочуют вслед за мной из тюрьмы в тюрьму, из лагеря в лагерь. А в этих документах на первой же странице черным по белому должно значиться: «подполковник»… — Насколько мог быстро, он сообразил: — Возможно, мне готовят западню, хотят поймать на сокрытии звания… Нет, не поддамся…»
— Офицер, подполковник, — твердо ответил он и бросил на писаря взгляд, в котором нетрудно было прочесть: «Старайся, выслуживайся, холуй! Хозяева бросят тебе за верную службу кусок со своего стада!»
Писарь не мог не понять этот слишком откровенный взгляд, и у него словно бы дрогнули от обиды губы, или Баки только показалось это. Во всяком случае, чех не вскочил, не заорал. Еще тише прежнего и стараясь правильно выговаривать русские слова, он предупредил:
— Не вздумайте признаваться кому-либо, что вы офицер да еще подполковник. Я записываю вас солдатом. Слышите?
Кровь бросилась в лицо Назимова, сердце тревожно заколотилось. Как понять писаря? Что это, провокация?..
Он упрямо сказал:
— Пишите «офицер»! Вам это известно, а мне — все равно.
Чех отрицательно покачал головой:
— Нет, вам не все равно!..
Назимов отчетливо видел, как рука канцеляриста вывела на учетной карточке: «Soldat».
В сердце Назимова загорелась надежда. Что, если чех и вправду пошел на этот шаг из добрых побуждений? Невероятно?.. Но ведь в лагерь попадают разные люди.
Баки вышел из канцелярии с двойственным чувством: где-то в глубине души надежда боролась со страхом. Хотелось поскорее очутиться рядом с Николаем. «Как обошлись с ним?» Увидев друга, выходившего из канцелярии, Назимов бросился было к нему. Но часовой ткнул его в бок прикладом автомага:
— Куда прешь, свинья! Стой на месте!
«Что за человек этот писарь? — не переставал сомневаться Назимов. — Друг или предатель?» И перед глазами опять стал Реммер с его угрозами: «Ты одинок. Никому не нужен. Тебе никто не протянет руки помощи. Люди от рождения эгоисты и трусы…»