Вечный поход
Шрифт:
Внутри войлоков находится массивный гроб, он выдолблениз цельного дубового кряжа и роскошно отделан изнутри. Там, в полном мраке, возлежит молодой воин с обезображенным болезнью лицом старца. Выглядит оно как маска, натянутая на голову, но рассмотреть и осознать это можно было бы, только приблизившись вплотную и склонившись над телом… Ему только тридцать три года, половина из них проведена в изнурительных походах и жестоких сражениях. Облачён покойник в бесценную, достойную лишь хана кольчугу. Возложенные крест-накрест руки прижимают к груди рукоять меча, пущенного вниз, вдоль тела. Несомненно, принадлежит он к знатным воинам, ибо покоится
Процессия тороплива настолько, сколь быстро способны передвигаться быки. Если какое-то из животных валится с ногот усталости – его тут же убивают и пускают в пищу. Взамен новых впрягают, захваченных по дороге. Это дарует быкам отсрочку от смерти. Только быкам. Ибо всех прочих встреченных живых существ – будь то зверь, будь то человек – убивают!
Никому не дулжно узреть похоронную процессию – смертное горе глазам, случившимся некстати!
Вот в высоких травах испуганно юркнули две человеческие фигуры. Десяток всадников тут же пускают коней во весь опор. Мчатся к ним, рассыпаются веером, преграждая все пути для бегства. Настигают… Коротко свистят неотразимые стрелы. Свет меркнет в глазах случайных путников, которые так ничего толком и не успели понять.
И поясняет старший ловчий вослед их улетающим душам: «Отправляйтесь в Заоблачную Страну! Будьте там покорными слугами нашему повелителю! Служите усердно и молчаливо».
Снова и снова шарят раскосые глаза по степи. Выискивают тех, кто должен отдать свои жизни только за то, что случайно, не ко времени, оказался не в том месте.
Несовершенен этот мир! У камня нет кожи… у меча нет разума… у человека нет вечности… И не все пути ведут в завтрашний день. Особенно – пути, пересекающие страшные нити оборванных жизней.
Хлещут кнуты по спинам измождённых быков. Падают с их мясистых губ хлопья пены. Подрагивает голова мёртвого воина, сокрытого во мраке гроба. Колышется кубок с неподвижным кречетом, обречённо зависшим в золотом небе.
Всё ближе стольный Чёрный град.
Всё ближе и ближе безутешные рыдания и обильные потоки слёз…
Не на ратном поле, не в бою… от хвори, коварно подкравшейсяизнутри… однако в военном походе, как сам того желал…
УМЕР величайший полководец всех времён и народов земных.
Глава восьмая
Взгляд Серой звезды
Солнце пробивалось сквозь несвежую и нестройную зелень, дробилось, переламывая о листья поредевшие лучики. Обломки лучиков падали с ветки на ветку, осыпаясь светящимися брызгами. Эти осколочки солнечной мозаики заполнили перелесок неожиданно радостным светом. И если бы ещё птицы опомнились и защебетали наперебой – подсознание обязательно сыграло бы со мною злую шутку.
Оно меня принялось бы успокаивать и почти наверняка своего добилось бы, незаметно отдав приказание всем частям
Птицы молчали.
И эта птичья неразговорчивость оглушала похлеще, чем тишина, стоявшая бы в перелеске, не будь здесь птиц вовсе… Но в том-то и дело, что птицы – были. Я даже чувствовал их шевеление в гнёздах, их балансирование на качающихся ветках с непроизвольными взмахами крыльев. Я физически ощущал птичьи взгляды сквозь плотную, но не сплошную листвяную крышу.
И я лежал, не шевелясь, прислонив затылок к стволу орешника, уже понимая, что нелогичное поведение птиц – прелюдия к чему-то смертельно опасному. Вот тогда-то слух и выхватил тихий короткий свист, мгновенно замыкая незримую цепь приобретённых долгими тренировками рефлексов. Голова резко отдёрнулась, ушла вправо и назад, нырнула в пожухлую траву.
Буквально долю секунды спустя в ствол орешника, в кору, нагретую моим затылком, с упругим шлепком вонзилась незваная гостья – полуметровая стрела с чёрным оперением. Всё это я выхватил боковым зрением, уже совершив первую фазу движения, откатившись вправо и автоматически выхватив из-за пояса пистолет. Продолжив двигаться – кувырок и резкий уход с точки приземления, – я затих, изготовившись к стрельбе…
Если начистоту, то всё это мне уже начинало порядком надоедать. Шёл второй месяц моего похода неизвестно куда сквозь непонятно что. Тем более, что в суровой реальности всё оказалось, мягко говоря, немножко НЕ ТАК, как описывалось «до того, как». Точнее, совсем не так. Абсолютно НЕ.
Загвоздка была даже не в изматывающем темпе и нечёткости задания, и не в донельзя неподъёмной ноше полного боекомплекта, рассчитанного на двух средних спецназовцев, и даже не в жестокости, непонятной жестокости, всех двуногих, повстречавшихся мне по дороге.
Изматывающий темп – понятие условное, и скорее говорит о неподготовленности того, кто выдохся или пал духом. Нечёткость поставленного задания тоже дело привычное и находится в прямой зависимости от ранга начальника, отдавшего приказ, а уж в этой системе, чем больше звёзды и выше уровень, тем нелепее команды. Как если бы пехотой командовала авиация… И груз, посильный лишь двоим средним, не расстраивал. Хотя бы потому, что я средним не был. И это была нормальная самооценка, адекватная объективным данным о себе и уровне своей подготовки. Да и потом, любой новичок спецназа знает: не бывает лишних боеприпасов для задания, не имевшего конкретной цели и реально представимых противников.
Но беспричинная жестокость всех встречных – эта характерная особенность уже была теплее, теплее… и, в общем-то, непосредственно примыкала к главному.
Я ещё не видел и даже не представлял, кто напал на меня, но это, в принципе, уже детали, уточнения. Они ничего, в сущности, не меняли, тем более, что напавшие могли оказаться кем угодно. В прошлый раз, а именно двое суток назад, – это были индейцы. Даже не скажу какого племени – понятия не имею.
В военном училище не учат, как по боевой раскраске, одежде и тотемным знакам отличить, скажем, свирепых команчей от их более уравновешенных соседей по прерии – индейцев племени дакота. Или же, как, не запутавшись в диалектах, отличить боевые кличи любого из ирокезоязычных индейских племен. Будь то онеида или же мохауки, онондага или тускарора.