Вечный сон Снегурочки
Шрифт:
– Почему вы не водили ее к психологу? – резонно спросила я. – Может, подобное поведение свидетельствовало о психическом расстройстве?
– С чего вы взяли, что мы с Леной ничего не делали? – В голосе Бориса послышались нотки раздражительности. – Жена таскала Карину и к психологам, и к психотерапевтам, обследование мозга даже проводили. Никаких отклонений выявлено не было, все врачи в один голос твердили, что девочка в порядке, только иммунитет несколько слабый. Поэтому мы с Леной и списали все на скрытный Каринин характер. Но с Сабриной они всегда находили общий язык – старшая понимала сестру лучше, чем ее мать и отец. Обычно сестры-погодки часто ревнуют друг друга, но нам, можно сказать, повезло. Между Сабриной и Кариной царило полное взаимопонимание, поэтому мы с Леной и отправили старшую на неделю в лагерь – чтобы уберечь ее от еще большего нервного потрясения. Сабрина отказывалась, конечно, хотела проводить сестру в последний путь, но потом сдалась.
– Я спрашивала Лену, с чего началась озабоченность Карины своим внешним
– Вы правы, – печально кивнул Борис Васильевич. – Сами понимаете, мне Карина ничего не рассказывала. У нас с дочерьми, вы не подумайте, были прекрасные отношения, но до откровенности не доходило. Я старался уделять девочкам так много внимания, сколько мог, но увы.
– Сабрина вернется через неделю? – уточнила я. – Можно будет мне с ней побеседовать? Успокойтесь, я не отношусь к числу беспринципных акул-детективов, которые любят залезть в душу человеку и не заботятся о его состоянии. Я всего лишь задам несколько вопросов вашей дочери.
Бизнесмен немного помолчал, очевидно, взвешивая все за и против, а потом слегка кивнул.
– Хорошо. Я разрешу вам поговорить с дочерью. Но, надеюсь, вы понимаете, что ваш разговор будет проходить в моем присутствии? Лена, как вы поняли, еще не оправилась после трагедии, и неизвестно, когда будет себя чувствовать более-менее сносно.
– Я согласна. И еще вопрос, теперь о психиатрической клинике. Расскажите мне подробно, почему вы остановились именно на этой лечебнице? Ваша жена возражала, Карина тоже не горела желанием уезжать из дома. Лена сказала, что вы показали фотографию лечебницы дочери, и ей просто понравился пейзаж. Уж извините, но это звучит как-то слишком неправдоподобно. Вы могли с тем же успехом показать ей красивую картинку московской лечебницы или, не спрашивая согласия Карины, увезти ее туда.
– Ваши подозрения и сомнения вполне обоснованны, – не стал со мной спорить Борис Васильевич. – Каким бы плохим отцом вы меня ни считали, но в первую очередь я не хотел сильно травмировать дочь. Да, в какое-то время болезни она была совершенно невыносимой – тихоня внезапно превращалась в настоящую фурию, вспыхивала как свечка, закатывала истерику и убегала в комнату, где сидела взаперти часами. Это продолжалось около недели, не больше. Лечащий врач Карины впоследствии объяснил, что подобное поведение встречается в некоторых вариантах ее заболевания. Больной просто не может контролировать себя, его охватывает ненависть, прежде всего к себе, которую он и выплескивает на окружающих. У Карины не было так называемого переходного периода, когда подростки становятся невыносимыми. В тринадцать-четырнадцать лет она оставалась такой же спокойной и уравновешенной девочкой, как раньше. Лена, наверно, говорила, что моя младшая дочь не интересовалась модой, не слушала популярную или рок-музыку, не читала журналов. Но она не была аутистом – у Карины имелись свои интересы, просто они отличались от увлечений других ее сверстниц. Книги, вязание, вышивка, макраме – вот чем Карина могла заниматься круглые сутки. Мы с Леной не заставляли ее зубрить уроки – она совершенно не умела решать математические задачи, не любила точные науки, зато обладала врожденной грамотностью и любила читать. Мы с женой вообще стараемся дать детям больше свободы. Некоторые родители заставляют своих отпрысков зубрить ненавистные предметы, таскают по всевозможным секциям… Мы же никогда не стремились сделать из своих дочерей медалисток и отличниц. По себе могу сказать – часто случается, что замученные отличники впоследствии сидят без работы, а троечники, увлекающиеся каким-то определенным видом деятельности, блестяще защищают диссертации. Мы можем позволить дочерям самим выбирать себе судьбу, благо финансы у нас есть, что, как вы можете понять, в нашем мире немаловажно. Если бы Карина не захотела получать высшее или среднее образование, мы с Леной с уважением отнеслись бы к ее выбору. Но как ни странно, похоже, Карине нравилось учиться на филолога. Поэтому и удивительно, что она заболела – в большинстве случаев анорексии подвержены девушки-перфекционистки, от которых требуют быть лучшими во всем. Например, подруга моих дочерей Настя Казакова. Лена ведь рассказывала вам о ней? Не могла не рассказывать. Я разговаривал с девушкой – она лежала именно в том отделении, куда мы положили Карину, и лечил ее Антон Николаевич Сазанцев, мой хороший знакомый, можно сказать, друг со школьной скамьи. Это – ответ на один из ваших вопросов. Я не мог доверить дочь незнакомому человеку, пускай даже выдающемуся врачу. Конечно, не будь я знаком с Антоном, возможно, отыскал бы другого психиатра – по отзывам и количеству успешных случаев в практике. Но Сазанцев – по-настоящему гениальный специалист, врач, что называется, от Бога. Знаете, есть люди, преданные своей профессии, для которых важнее не деньги, а качественно выполненная работа. Я старался и учителей таких подбирать для своих дочерей, и врачей. Увы, в наше время грамотные специалисты – редкость. Люди покупают дипломы, чтобы зарабатывать большие деньги, большинство занимается не своим делом. Ладно, не буду разводить демагогию на тему того, как в нашей стране все плохо, не об этом сейчас речь. Но у Сазанцева практически не было неудач в работе – он находил подход ко многим пациентам. Говорю слово «многие», потому что существуют
– Это ясно, – кивнула я. – Но если вы так тщательно наводили справки касательно клиники, как могли пропустить несколько, скажем, странных смертей пациентов? Мне как-то не верится, что вы успокоились, прочитав официальные версии трагедий.
– Я разговаривал с Антоном об этих случаях, – спокойно ответил Борис Васильевич. – Вы зря считаете их убийствами. Кому вообще может потребоваться убивать больных? Тем более что имела место глупая случайность. В одном случае неопытная медсестра высыпала не те таблетки, но ее сразу вычислили, точнее, она сама созналась. В другой раз смерть произошла вообще не по вине врачей или медсестер – у пациентки элементарно не выдержало сердце. Я наводил справки обо всех смертях и могу вас уверить, что ничего криминального в них нет. То, что рассказывала вам Лена, – скорее всего, плод ее больного воображения. Сами понимаете, когда случается в семье подобное горе, люди по-разному его переживают. Кто-то замыкается в себе, кто-то впадает в депрессию и льет слезы, кто-то винит себя, а кто-то ищет виноватого. Если Лене это поможет – пускай думает, что виноваты врачи или больница, я не собираюсь ее разубеждать.
– То есть вы уверены, что все смерти в больнице – случайность? – уточнила я. – Тогда получается, что и Карина как-то выкрала смертельную дозу таблеток и добровольно ушла из жизни. Вы в это тоже верите?
– Приходится поверить, – подтвердил бизнесмен. – Анорексия – довольно опасное заболевание. Прежде всего это психическое расстройство появилось сравнительно недавно, и поэтому оно до конца не изучено. Антон Сазанцев рассказывал мне об одной из самых странных особенностей этого заболевания. Анорексия – это единственная, наверно, во всем мире болезнь, которая поощряется у пациентов. Иными словами, ею хотят заболеть. Проще говоря, вы встречали человека, который в относительно здравом уме сказал бы: «Знаете, я хочу заболеть раком желудка. Как бы это сделать?»
– Вроде не встречала… – растерялась я.
– Если еще не смотрели, ради интереса почитайте на досуге форумы анорексичек. Думаю, вы откроете для себя много нового и интересного. Девушки и даже женщины всерьез мечтают заболеть анорексией, понимаете? Они на этих самых форумах пишут о том, что это – их самая большая мечта в жизни. Анорексия – это своего рода субкультура, такая же, как готика или нечто подобное. Вот только она опаснее всех других субкультур, потому что в большинстве случаев заканчивается смертью.
Борис Васильевич замолчал. Я тоже выждала паузу – а что на это ответишь? Вот только в самоубийство Карины мне не верилось. В конце концов, я привыкла доверять собственной интуиции, поэтому лучше, если я все сама проверю. И дело не в деньгах, на которые Елена была столь щедра. Я тоже привыкла выполнять свою работу качественно, и пока я не соберу все доказательства и не буду на сто процентов уверена в убийстве или самоубийстве девушки, не успокоюсь.
– Еще я хотела бы осмотреть комнаты сестер, – заявила я. – Можно это устроить?
– Если вы не возражаете, я буду присутствовать при вашем осмотре.
Я не возражала, и бизнесмен предложил мне последовать за ним.
Первые посещенные мною апартаменты принадлежали покойной Карине. В жизни бы не поверила, что в этой комнате могла жить молодая девушка. Обстановка и интерьер соответствовали общему стилю квартиры семьи Семиренко – мебель выдержана в той же цветовой гамме, кресла точно такие же, как в гостиной, широкая двуспальная кровать. Но никаких милых девичьему сердцу безделушек, ни одной мягкой игрушки и, естественно, ни одного тюбика косметики в комнате не было. На журнальном столике стоял новый ноутбук, видимо, достаточно дорогой. Единственное, что указывало на интересы хозяйки комнаты, так это книжный шкаф с аккуратно выставленными томиками да висящие на стенах вышитые картины. Похоже, девушка любила картины художников – я узнала пейзажи Моне, Ренуара, Ван Гога, все довольно большого размера.
– Для чего Карина использовала ноутбук? – кивнула я на стол. – Для учебы или общения?
– Понятия не имею, – покачал головой бизнесмен. – Я в компьютеры дочерей не лазил, считаю их такими же личными вещами, как интимные дневники.
– Разрешите включить? – спросила я, заранее ожидая услышать отказ. Как всегда, чутье меня не подвело – Борис Васильевич, очевидно, имел свое собственное мнение касательно электронной информации дочери и наотрез запретил мне прикасаться к ноутбуку. Не помогли и мои заверения, что это нужно для расследования. Бизнесмен решительно прервал разговор, заявив, что я достаточно увидела для своего дела. Я не стала спорить – все равно это ни к чему бы не привело, но с поражением не смирилась. Ничего, я еще придумаю, каким образом добраться до Карининого компьютера, и не такие орешки раскалывала.