Вечный Жид
Шрифт:
Он дошел до крайней границы той площади, на которой размещался городок, и свернул на другую тропу, под острым углом выходившую в это же место, и направился почти в обратном направлении, чтобы через десяток минут выйти к семнадцатому дому, в котором в однокомнатной квартире ютились Николай Юсов, дочь писателя Елена и внуки, Данила и Лев.
Миновав их дом, Станислав Гагарин свернул, чтобы дойти до Лапинской проходной и повернуть назад — набирал сажени для прогулки.
«Будущее отбрасывает собственную тень в прошлое, — вспомнил писатель крылатую фразу, уже внесенную им на страницы романа «Вечный Жид». — А если обнаружить эту тень в настоящем и по ней предсказать будущее?»
Сочинитель вдруг воочию увидел рассказ «Агасфер из созвездия Лебедя», который написал много лет назад, а затем вмонтировал его в первые главы «Вечного Жида» — и будто мороз по коже.
«Судовая роль! — вскинулась дыбом мысль. — Случайность это или…»
Вот именно — или… Когда помполит «Воровского» Игорь Чесноков смотрит судовую роль и ищет там Феликса Канделаки, он видит фамилию Сергея Калугина и Евгения Лучковского, между ними и был Канделаки. Теперь его там не оказалось… Но дело не в Агасфере, выступавшем, так сказать, в миру под таким псевдонимом. Когда Станислав Гагарин писал в Свердловске рассказ, то Женя Лучковский, знакомец его по «Сельской молодежи», крепкий и здоровый московский таксист в прошлом, благополучно осваивал Надым и прибыл в столицу Среднего Урала получить гонорар за книгу, выпущенную СУКИ — так аббревиатировалось Средне-Уральское книжное издательство.
А Сергей Калугин — статный красивый парень, умница — возглавлял областной студенческий отряд, и сочинитель с ним некоторым образом дружил.
Оба этих имени пришли ему тогда на ум, и писатель объединил их в одной судовой роли.
Евгений Лучковский вскоре преждевременно скончался от неизвестной болезни, а Сергей Калугин кончил жизнь — во цвете лет — самоубийством.
Случайность или… А Виктор Юмин, о предательстве которого написал Станислав Гагарин в романе «Вторжение»? О его преждевременной — год тому назад — смерти рассказали Гагарину в октябре.
Кто еще? Кого писателю запечатлеть в э т о м романе?
Как знать, может быть, трансцендентные, потусторонние силы наделили Станислава Гагарина способностью предрекать тем, кого он обозначает в собственных сочинениях, определенную жизненную зарубку и даже отсекать их напрочь от мира сего?
«Пророчества писателей суть интуитивный хроноклазм, сотворенный духовной энергией художника, — подумал штурман дальнего плаванья. — Я слышу отголоски б у д у щ е г о, еще не разразившегося шторма… Но кто следующий? Кого мне обозначить в списке персонажей, за которых немедленно примутся силы возмездия!?»
Ему стало немного жутковато от осознания возможного могущества, которым наделили его небесные — космические? — силы. Это же так просто и величественно одновременно. Написал, зафиксировал, отразил имя обидчика в романе — и вот она, расплата очередному к о з л у за содеянное.
«Имею ли я право всеохватно пользоваться подобной силой? — с великим сомнением спросил себя Станислав Гагарин. — Как бы не злоупотребить… Я — человек горячий, вспыльчивый. Заденет меня кто-либо ненароком… Или мне покажется, что меня задели. А я с ходу: бах-бах! И нет человека… А человек, может статься, и не виноват вовсе. Такое уже бывало. Н-да… Впрочем, у них, у Зодчих Мира — кто же еще наделил меня способностью наказывать Зло?! — есть какой нито Вселенский ОТК. Не дадут мне наломать дров…»
Так рассуждая, он вернулся от Лапинской проходной и мимо вертолетной площадки двигался вдоль среднего озера, миновал КПП, через который ходил некогда к прежним главкомам Владимиру Федоровичу Толубко, царство ему небесное, и к Юрию Павловичу Максимову, такому хорошему человеку. А вот новый; шеф РВСН, Игорь Дмитриевич Сергеев, которого Станислав Гагарин хорошо знал прежде на незначительных тогда должностях, вот уже второй месяц не удосуживается принять сочинителя.
Забегая вперед и правя этот текст перед сдачей рукописи в набор уже 3 апреля 1993 года Станислав Гагарин счел нужным отметить, что генерал Сергеев так и не принял ракетного летописца…
«И хрен с тобой, — весело подумал сочинитель о Сергееве, вписывая эти строки. — Главкомы приходят и уходят, а Станислав Гагарин остается».
«Меняются времена — меняются люди», — философски отметил писатель, проходя у величественного памятника, стратегической ракеты среднего радиуса действия, SS—4 по н а т о в с к о й классификации, шестьдесят третий проект по-нашему, значилась она в американском реестре и под кликухой Sandal — б а ш м а к, значит. А в б а ш м а ч к е этом находился заряд, равный двум сотням хиросимских бомб.
Сейчас сие чудовище, вернее, пустая оболочка, шкура страшного дракона, весьма элегантно вписывалась в пейзаж очень напоминавшего курортное местечко городка.
За ракетой шло третье, нижнее озеро, на котором привольно плавали белые и черные лебеди, заведенные еще при маршале Толубко. Сейчас лебеди ютились в зимних домиках и ждали с нетерпением, когда кончится тягостная зима, расширится дневное время, растает на озере лед, вернется привольная и безмятежная жизнь.
Лебедям с Власихи не суждено было увидеть заморские страны, но Станислав Гагарин знал, что птицы и не тоскуют по з а б у г о р н ы м прелестям бытия, как не тосковал и сочинитель, всегда удивлявшийся непостижимой тяге туда иных соотечественников, забывших сермяжную истину: хорошо там, где нас нет.
Он приближался уже к огороженному внушительным забором кооперативному гаражу, где в одном из боксов стояла и его азлковская машина, и не заметил, как со стоянки, что была напротив Четвертого здания выехала черная «Волга», догнала Станислава Гагарина и затормозила, чуть опередив писателя, у тротуара.
Дверца со стороны водителя открылась, и на тротуар ступил Мартин Лютер.
— Какими судьбами, святой отец?! — воскликнул сочинитель, уже сообразивший: догулять ему сегодня не удастся. — Не ожидал увидеть вас за рулем автомобиля.
Отец Реформации вздохнул.
— Обязали обучиться, — сказал он. — Что делать… Святое слово: надо! А я за вами, сын мой. Вечный Жид прислал. Совещание по итогам года.
— Хвала Господу! — воскликнул Станислав Гагарин. — Вновь слышу я знакомые слова. Итоги года, итоги года… О плане на девяносто третий не будет толковища?
— И об этом потолкуем, херр Гагарин, — невозмутимо ответил Мартин Лютер. — И про соцсоревнование тоже…
III