Вечный. Тетралогия

Злотников Роман Валерьевич

Генерал Скшетусский, предки которого начали служить русскому императору еще при той династии, происходил из старинного шляхетского рода. И это являлось одним из источников его несносной кичливости. (Впрочем, ходили слухи; что во времена прежней империи с верностью Скшетусских не все было так уж гладко и среди предков генерала были и такие, кто считал своим долгом подложить русскому царю изрядную свинью, поставив свой воинский талант на службу польским мятежникам или, если следовать терминологии другой стороны, польским повстанцам. Но то было глубоко в прошлом. В конце концов, далекий предок самой главной опоры трона — графа Маннергейма — тоже когда-то отчаянно дрался с русскими. Правда, тогда

у русских уже (или, вернее, еще) не было императора.) К разряду шляхетских заскоков генерала можно было отнести его крайнее нежелание пользоваться для размещения собственного штаба заглубленными бункерами. Вот и сейчас, несмотря на то что для штаба был выстроен отличный бункер милях в ста сорока от ущелья, он приказал разместить там только крупногабаритную аппаратуру и основной состав штаба группировки, а для себя самого приказал выстроить на поверхности эти самые хибары, заявив, что стихия настоящего истребителя — небо и Краснозадым надо очень постараться, чтобы загнать его под землю; Однако все требования маскировки были соблюдены. Хибары выглядели именно хибарами, связь с соединениями и другими штабами осуществлялась по заглубленному оптоволоконному кабелю через антенный комплекс, расположенный в ста милях от ущелья, и размещалось в них именно то количество людей, какое и должно было быть. Впрочем, скорее всего, это были излишние предосторожности. Богун знал, что, как только гарнизон перейдет в состояние повышенной боевой готовности, Скшетусский аккуратно уберет свои шляхетские заморочки куда подальше и тоже переберется в бункер. Он был слишком хорошим военным, чтобы позволять подобным вывертам снижать надежность управления войсками. Все хорошо в свое время.

Скшетусский встретил его на крыльце, облаченный в галифе, домашнюю куртку, сплошь расшитую галуном на манер гусарского доломана, и в мягких домашних туфлях на босу ногу. Комендант злорадно прищурился, он представил, как адъютант поднимает генерала с постели сообщением, что к нему полковник Богун, и тот, недовольно скривив холеное лицо, бурчит: «Что это взбрело в голову этому неугомонному хохлу беспокоить приличных людей ни свет ни заря? Ладно, подай мне халат». Генерал заметил его гримасу, но, истолковав ее несколько превратно, в ответ демонстративно поправил пояс из витого золоченого шнура и приосанился:

— Господину главному квартирмейстеру — виват! Чем обязан?

Полковник Богун молча протянул ему распечатку. Скшетусский вскинул брови домиком и, небрежно, двумя пальцами. Зацепив распечатку, поднес ее к лицу.

Богун с интересом выжидательно сложил руки на груди. Он знал, что выражение лица генерала очень быстро переменится, и не собирался упускать ни единого грана столь захватывающего представления.

Спустя полминуты генерал, максимально придирчиво изучив распечатку, протянул ее обратно и подчеркнуто деловым тоном произнес:

— Жду ваших распоряжений, господин… главный квартирмейстер.

Он по привычке попытался стукнуть каблуками, но вместо этого только шаркнул кожаными подошвами домашних туфель о доски крыльца. Так что полковник был награжден за терпение в полной мере. Скшетусский побагровел, но Богун умело разрядил ситуацию, сделав вид, что не заметил оплошности, и слегка польстив генералу:

— Спасибо, Тадеуш, я специально приехал к тебе первому, зная, что всегда смогу положиться на своего однокашника. Третья эскадрилья никогда не подводила.

Двадцать три года назад они стояли в строю Третьей эскадрильи на плацу императорского летного училища, и оба с волнением ожидали момента, когда подойдет их очередь выйти из строя, чтобы, припав на правое колено и ощутив прикосновение к левому плечу парадного палаша начальника училища генерала Багратиона, вернуться в строй

уже лейтенантами.

Генерал выдохнул и, слегка поколебавшись, нашел в себе силы переступить через гордыню и спросить:

— Но почему ОН избрал именно тебя? Богун тяжко вздохнул:

— Тебе не приходило в голову, что я размечаю для инженерных подразделений гораздо больший объем укрытий, чем необходимо?

Скшетусский криво усмехнулся:

— Вообще-то нет. Ты делал это довольно тонко. Но позавчера у меня возникли некоторые вопросы, и я связался с генералами Платовым и Рахимовым. Когда мы сверили свои данные, оказалось, что наши инженерные подразделения уже подготовили слишком много укрытий. Чтобы занять их, не хватит всего личного состава вместе с родственниками.

Богун с легким удивлением воззрился на своего однокашника:

— И почему же ты не обратился в Генеральный штаб с просьбой разобраться, по какому поводу столь бездарно тратятся драгоценные материальные ресурсы?

Скшетусский еще сильнее растянул губы в усмешке, превратившейся в откровенно сардоническую.

— Ну, Рахимов прямо-таки рвался сделать это, а Платов собирался приехать в капонир и попросту начистить рожу «одному бестолковому полковнику». Но я убедил их, что стоит немного подождать. — Он сделал паузу. — Я чувствовал себя обязанным. Ведь тогда, над Большим Николаевском, я взлетел на твоих плечах. Если бы не твое звено, я бы никогда не прорвался сквозь заградительный огонь Краснозадых и не поджарил их главному его вонючую задницу. К тому же я знаю тебя немного больше, чем они, и понимаю, что твое несколько странное поведение не имеет ничего общего с недостатком ума… — Он запнулся и, указав на распечатку, закончил: — Но ТАКОГО я не ожидал.

Богун уважительно кивнул и опустил глаза. Платов был командующим войсками западного контингента, а Рахимов командовал группировкой восточного, так что Скшетусскому удалось каким-то образом удержать на планете двух военачальников высокого ранга. Можно только представить, чего ему это стоило. Он недооценил поляка. Оказалось, что за показной спесью генерала Скшетусского все еще можно ощутить твердое плечо закадычного друга Тадеуша.

Но Скшетусский решил не давать ему времени на раскаяние:

— Ну так в чем дело, Тарас? Богун откашлялся:

— Дело в том, Тадеуш, что скоро сюда прибудет несколько миллионов переселенцев. Они не люди… вернее, люди, но не совсем. Они — создания Врага и, очень ценны для него. И, как только они окажутся на Светлой, Враг бросит сюда все свои силы. — Он замолчал, собираясь с духом, а затем продолжил: — Светлая — огромная мышеловка. Ты заметил, что, несмотря на то что на планету стянуты почти восемьдесят процентов полевых войск, система планетарно-космической обороны по-прежнему представлена только одним моим капониром. — Богун вскинул руку, предупреждая возмущенный возглас генерала. — Я знаю, Тадеуш, еще твои истребители. Но заметь, девяносто процентов твоих машин — «Лось-77», а это почти чистые атмосферники. То есть наиболее эффективно ты можешь действовать на высотах до двадцати километров и по целям на поверхности.

Он замолчал. Скшетусский несколько мгновений возмущенно раздувал ноздри, но они оба закончили одно училище, и генерал знал, что на Богуна все аргументы по поводу того, что его соколы даже на таких легких машинах, «выныривающих» на низкие орбиты только на несколько десятков минут, способны на многое, абсолютно не подействуют. Поэтому он сдержал свой шляхетский гонор и спросил:

— И что же из этого следует?

Богун сжал кулаки:

— Мы должны сначала предъявить им наших… переселенцев, затем дать Врагу высадиться… и устроить мясорубку. А потом подойдет флот и сделает то же самое с теми, кто останется наверху.