Ведьма Агнета
Шрифт:
Везде прочитала, везде поставила, кроме спальни девочек. Осталась ли Люба во время ритуала или нет, я не помню. Не видела ее и не слышала, может, вышла, а может, ходила за мной неслышной тенью. Зашла в комнату, где лежал ребенок, зажгла предпоследнюю свечу. Прошлась по комнате, по всем углам. Поставила ее по центру помещения. Села напротив девочки и стала наблюдать. Старушка-покойница вела себя тихо, неожиданно как-то. Я думала, сейчас завывать начнет или посуду бить, но она сидела в углу и смотрела на свечку.
Огонь сжигал нити, жучков, пятна становились светлее и исчезали,
По тому месту, где провод был, поводила пламенем свечи, словно рану прижигала. Оставшийся огарок резко оплавился и бухнул в подсвечник некрасивой плюхой. Повертела головой, нет в комнате никого. Девочка задышала часто-часто, словно вынырнула из воды, в которую была долго погружена.
– Пить, – прошептала она.
Дала ей заранее приготовленную воду. Ребенок принялся жадно ее пить.
– Помыть бы тебя не мешало, – вслух сказала я.
– Она ушла? – спросила меня Манюня.
– От тебя ушла, а из дома – неизвестно. Смотреть надо.
– Я так устала, я так хочу спать, – сказала девочка, свернулась клубочком, закрыла глаза и тихо засопела.
Оставила ребенка в спальне и пошла смотреть, что происходит в других комнатах. Покойница металась из одного помещения в другое и везде натыкалась на пламя свечи, которое не давало ей возможности остаться здесь. Открыла окно, и старушка вылетела на волю. Стремилась она в сторону кладбища, а за ней бежал Волк, который корректировал направление, чтобы она не свернула с намеченного пути.
Прошлась снова по дому. В каждой комнате свечи горели по-своему, где-то ровно, где-то потрескивали, где-то оплывали. В спальне девочек воск раскладывался на лепестки, словно какой-то экзотический цветок.
Вышла на улицу, умыла лицо и руки. Любаня сидела на лавке около дома. Она подождала, когда я приду в себя, а потом только сорвалась с места и стала задавать мне вопросы.
– Как она?
– Спит. Проснется, пропарьте ее в баньке, если есть. Сразу ее не поднимайте и не тащите никуда, не заставляйте ходить. Полгода ребенок пролежал, массаж для ног и рук, все разминайте и растирайте. Зарядку делать первое время щадящую, – устало говорила ей.
– Хорошо, хорошо мы все сделаем, – затараторила она.
– Пока не будите ее, пусть спит. Там свечи по всему дому стоят, их не тушить, пусть сами догорают. Пока не догорят, в дом детей и животных не пускать. Воск после свечей закопать за территорией дома. Как все догорит, дом помыть. Кажется, все сказала, ничего не забыла.
В висках стучало, руки тряслись мелкой дрожью, в горле пересохло, коленки дрожали. Видно, переволновалась.
– Сколько мы вам должны? – спросила она.
– Не знаю, – махнула я рукой. – Воск у меня кончается, да и прополис, и от подмора я бы не отказалась, – думала я вслух.
– Хорошо, все привезем, – ответила она.
– Еще нужно помин бабушке оставить на кладбище и перед Хозяином и Хозяйкой извиниться за ребенка, – вспомнила я.
Я сделала несколько глотков воды из привезенной с собой бутылки. Что-то меня как-то развезло, не думала, что это так тяжко. Женщина переминалась с ноги на ногу, видно, ей не терпелось зайти в дом.
– Иди, – разрешила я.
Она рванула в комнату дочери. Тихо заплакала, когда увидела, что ребенок спокойно спит. Я прошла за ней. На тумбочке лежала восковая отливка, которая изображала силуэт убегающей женщины. Аккуратно зацепила ее салфеткой, завернула в нее. Вышла за ворота дома и прикопала недалеко.
Надеюсь, я все сделала правильно.
Старушка-молодушка
Уселась на лавку около дома, вдохнула воздух полной грудью. Из дома вышла Любаня.
– Пойдем к моим родителям, поужинаем, чаю попьем. Потом Петя тебя домой отвезет, – позвала она.
Кивнула головой, собрала себя в кучку и двинулась за полной женщиной. Прошли вдоль улицы и завернули в переулок, уткнулись в большой добротный дом. Калитка была открыта, как и дверь в хату. По коридору бегали дети, на кухне что-то жарилось и парилось. В зале было накрыто на стол. Я плюхнулась на диван, тут же ко мне на коленки забралась Анечка. Обвила меня ручками за шею и прижалась щекой к плечу.
– Бабушка ушла, да? – спросила девочка.
– Ушла, а Манюня твоя вернулась. Но сегодня придется ночевать здесь, пусть твоя сестренка выспится, – погладила я девочку по волосам, такая она была прелестная, как маленький ангелок.
– А ты всех прогнала?
– А у вас еще кто-то есть? – у меня побежали мурашки по спине.
– У меня есть друг, – тихо прошептала девочка мне на ушко. – Он мне многое рассказывает и показывает. Он мне сказал, что приедешь ты и спасешь мою сестренку. Он хороший, не прогоняй его.
– Ну, он же с тобой к бабушке пошел? – заглянула я в миленькое личико.
– Да, мы ушли вместе.
– Ну, вот видишь, значит, он где-то рядом, – успокоила я ребенка, стараясь всмотреться в ее ауру, но ничего такого я не видела, может, я просто устала.
На стол нанесли последние штрихи, и все стали собираться ужинать. Глава дома, отец Любы, торжественно поставил запотевшую бутылку собственной настойки чего-то там на чем-то там. В какой-то момент зрение стало меня подводить, а когда смогла сфокусироваться, то увидела, что бутылка полна копошащихся маленьких беленьких червей. Отец Любы открыл ее, и черви ринулись к горлышку.
– Нет-нет, пить сегодня алкоголь нельзя, ни в коем случае, – замахала я руками.
– Ну за знакомство, ну с устатку, ну за успех, разве грех выпить? – возмутился он.
– Грех, – выдохнула я. – Иначе все Бобику под хвост.
Люба молча забрала у отца бутылку и пригрозила ему пальцем. Он что-то пробурдел себе под нос, но пока от этой мысли отказался. За столом болтали, ели, что-то обсуждали, обстановка была дружеская и непринужденная. Я допила чай и стала собираться. Хотелось домой и спать.