Ведьма белого сокола
Шрифт:
Надо извернуться, но во что бы то ни стало придумать, как освободить Калида. Не за зеркало, нет. Просто он отличный парень, и я не хочу, чтобы он из-за меня страдал.
Я нашла Сокола на террасе. Остальных птиц не было, Калид всем нашёл работу. А сам стоял в одиночестве и не отрывая взгляда, смотрел на заросли крапивы. Заметив меня, улыбнулся уголком губ:
— Снова обниматься будешь?
— Могу просто сказать «спасибо».
Понять, подшучивает Калид над моей бурной реакцией или действительно не хочет, чтобы я нарушала его личное пространство, я не смогла, на всякий случай остановилась,
— Я, пока ты делами занимался, гримуар читала. У меня не хватает знаний, чтобы правильно вопрос задать. Я спрашивала про разрыв связи ведьмы и фамильяра.
— Не нашла? — интонации изменились, насмешка стала злой, даже издевательской.
— Кое-что нашла. Порвать связь просто, достаточно перерезать её атамом. Атам у меня есть. Сложность не в самом разрыве, а в последствиях.
— Например?
Не верит?
Я пожала плечами:
— Ты сам подумай, если фамильяр оборотень, сколько он о, — я запнулась, но всё же произнесла это слово, — о хозяине знает? Маги свои тайны берегут. Смерть после разрыва — это не побочный эффект, с которым, теоретически, можно справиться, это значимая составная привязки. По крайней мере, так я поняла из того, что прочитала. Но даже если рецепт какой-то и есть, то вряд ли он найдётся в гримуаре Тодор. Мои предки подобным вопросом не задавались. Если ты что-то знаешь, я с радостью выслушаю предложения.
— Значит, разрыв равноценен смерти? — Калид тяжело вздохнул, — Ладно, я понял. Мне как-то придётся с этим жить.
— Мне жаль.
Калид мотнул головой:
— Не самая страшная из проблем.
— Какая страшная?
Нет, я и сама знаю. Конфликт с Давенами. Сейчас меня защищает только внезапность возрождения рода Тодор. Как только Давены осознают, что за мной никого, кроме соколов нет, уничтожат.
— Давены.
Угу.
— Мне надо учиться себя защищать.
— Нет. В первую очередь тебе нужно искать союзников.
Калид выглядел предельно серьёзным, и я поняла, что он не шутит. Да и какие могут быть шутки? Звучит-то… разумно. Если родни у меня нет, то надо прикрыть тылы кем-то иным. Почему бы не союзниками? Наверняка, у Давенов полно недоброжелателей. Только… Союз предполагает взаимовыгодное сотрудничество. Что такого ценного я могу предложить? Пока не понятно. Хуже другое. Допустим, я пущу пыль в глаза. Как только меня раскусят, как только так называемые союзники почуют мою слабость, первыми же съедят.
— И как ты себе это представляешь? В теории красиво, не спорю. А на практике?
— На практике ты прямо сейчас пишешь в Ассамблею и сообщаешь, что желаешь получить расписание работы. Как глава одного из старших родов, ты имеешь право быть наблюдателем. Для начала осмотришься.
На людей посмотрю, себя покажу…
Представив масштабы предстоящего, я пришла в тихий ужас. Я не считаю себя тихоней, но сразу очень захотелось забиться в щель и носа не показывать. Где я, недоведьма, и где настоящие маги? И дело не в даре, не в умении пользоваться магическими способностями, а в банальном жизненном опыте. Что я противопоставлю интриганам с многолетним стажем? Свою наивность и веру в добро? Даже не смешно.
Калид? Вроде бы в серпентарии «Маград» он ориентируется, но Трейса проморгал, за целых полгода ничего странного не заметил. Готова ли я безоглядно довериться Калиду? Нет.
Глава 18
— Продиктуешь текст?
Влезать в интриги совершенно не хочется, но правда в том, что я уже вляпалась.
— Мне показалось, что ты откажешься, — Сокол рассматривал меня с каким-то исследовательским интересом.
Я вздохнула и честно призналась:
— Была мысль. Знаешь, мне… очень страшно, — я обхватила себя руками, по телу пробежала дрожь. — Я жила в нормальном мире, а попала в мир кошмаров. Я здесь всего пару дней, а что я вижу?! Что разумных существо ловят и навсегда запирают в крошечном пруду, просто потому что хочется получить водоснабжение. Что свободных сажают на поводок. Что…, — я захлебнулась словами и позорно расплакалась.
Потому что правда до одури страшно! Собственная сила убьёт, или маги удавку на шею накинут… Пустите меня, домой хочу! Все эти дни я только и делала, что давила в себе эмоции, загоняла поглубже, старалась не думать о плохом, действовать, справляться.
Плотину прорвало.
Организм требовал эмоциональной разрядки, и слёзы хлынули потоком. Я жаловалась на поганую метлу, подкараулившую меня у подъезда, на ужас полёта через Границу, на магию, которая скорее всего заживо меня сожжёт и от которой не избавиться, на Давенов, на отсутствие денег, на грязь, заполонившую дом, на невозможность вернуться к родителям, на необходимость влезать в дела магов, на то что бесчеловечное в мире магии считается чуть ли не нормой.
Кажется, Калид пытался меня успокоить. В начале. Потом я перестала слышать его голос. Я вообще перестала что-либо соображать, пока в какой-то момент не осознала, что меня баюкают, как маленькую.
Калид не ушёл, хотя мог. Он сел на ступеньки террасы, меня усадил к себе на колени, обнял и терпеливо молчал, ожидая, пока водопад иссякнет. Я всё ещё всхлипывала, но Калид каким-то чудом уловил перемену и тихо заговорил:
— Ну, Лана… Что ты, всё наладится. Ты обязательно справишься, всё будет хорошо.
Я помотала головой.
Что в кошмаре, в котором я оказалась, может быть хорошего?
Но и упиваться жалостью к себе глупо.
— Продиктуешь? — повторила я вопрос.
— Продиктую, — легко пообещал Калид, но рук не разжал и продолжал успокаивающе водить по моему плечу тёплой ладонью.
А мне до того стыдно стало за устроенный слёзоразлив, что снова всхлипнула. Представляю, какое у меня сейчас лицо: опухшее, красное, страшное.
— Извини, — пробормотала я, отстраняясь.
Салфеток нет… Не в подол же сморкаться.
Калид подал мне белоснежный платок, появившийся у него будто по волшебству.
— Умоешься?
— Угу. Ты, правда, извини. Я обычно держу себя в руках, а тут…
— Зато пар спустила, — хмыкнул парень. — Это иногда полезно. Давай.
Сокол взял ведро, наклонил над краем террасы, вода полилась в крапиву. Я, сложив ладони лодочкой, набрала первую пригоршню и плеснула себе в лицо. Прохладная вода помогла прийти в себя, да и вид, надеюсь, стал не совсем уж жуткий.