Ведьма Дивнозёрья
Шрифт:
– Бражку варили? – Тайка принюхалась.
– Ага, – потупился Никифор.
– Пили?
– Ну, по чуть-чуть… Просыпаюсь, а Сенька сбег и серебряные ложки прихватил, гад.
«И поделом», – хотела сказать Тайка, но вместо этого улыбнулась:
– Не расстраивайся, Никифор. Ты же от чистого сердца, другу помочь хотел.
Домовой просиял:
– Ты у меня, хозяюшка, самая лучшая!
– А ты льстец.
– Не без этого… Как думаешь, – Никифор напялил картуз и приосанился, – зачем тот тип из дивьих приходил?
– Как пришел, так и
– Кому ж еще, как не тебе? – Домовой огладил бороду. – Ты ж у нас ведьма!
Тайка вздохнула: сколько раз за последние дни она слышала эти слова?
Ох, а то ли еще будет!
Глава четвертая. Папоротников цвет
С самого утра Тайка затеяла печь пирожки. Думала домового порадовать: Никифор в последние дни смурной ходил да все вздыхал тяжко. Но горестями не делился.
– А с чем пирожки? – На стол спикировал Пушок. – С маком?
– С таком, – Тайка отмахнулась полотенцем, и коловерша вспорхнул, подняв облако мучной пыли.
Порой Тайке казалось, что осенне-рыжий Пушок, напоминающий помесь кошки с совой, взял худшие качества от тех и других. Он был быстр, нагл, умел подкрасться бесшумно и жрал все, что плохо лежало. А по его мнению любая еда лежала плохо. Вот и сейчас сцапал когтями куриное яйцо и смылся, гад.
– Брось, хозяйка, – Никифор чихнул и принялся отряхивать картуз от муки. – Пущай летит, разбойник пернатый.
Тайка вытерла пот со лба и погрозила кулаком печке, за которой спрятался вороватый коловерша.
– И все же, Никифор, что случилось? Я же вижу, ты сам не свой.
Домовой, вздохнув, поскреб в бороде:
– Гриня пропал. Уж целую седьмицу как. Не знаем, чо и думать.
Гриней звали дивнозёрского лешего. Тот хоть молодой и озорной был, но дело свое знал хорошо. Грибов и ягод в лесу всегда родилось в избытке, зверье лоснилось и множилось, лес рос красивый, чистый, а то, что Гриня порой превращался в выпь и пугал криками дачников, – так у всех свои недостатки.
– То есть как это – пропал? Совсем? – Тайка опустилась на табурет.
Никифор кивнул:
– С концами… и, как назло, прямо в канун праздника. Кикиморы с ног сбились, мавки рыдают хором: какое уж тут веселье… Кстати, ты сама-то пойдешь?
– А что за праздник?
– Дык купальская ночь сегодня! Забыла? – Никифор глянул на нее с укоризной.
– Я… не знала, что тоже приглашена, – Тайке не хотелось признавать, что она и впрямь запамятовала.
– А как же иначе? – Никифор приподнял кустистые брови. – Ты ж ведьма-хранительница. Без тебя никак.
– А без Грини?
– Без него тоже, – вздохнул домовой. – Но ты ж поворожишь, ежели не найдется?
Вот. Началось… Тайка закатила глаза и грохнула кастрюлей.
– Куда я денусь? Поворожу.
Шел третий месяц,
К счастью, Тайка справлялась. И с Грезой – воплощенной мечтой – договорилась, и щенка симаргла к хорошей хозяйке пристроила, и Арсению – домовому из заброшенного дома – подкинула брошюру о вреде пьянства (кстати, тот уже две недели кряду не пил), но вот где искать пропавшего лешего, она понятия не имела.
Еще и праздник этот… Вовремя Никифор напомнил, нечего сказать. В чем туда идти? Не в джинсах же? И что там вообще делать?
– Как это что? Папоротников цвет искать, конечно. – Коловерша высунулся из-за печки; его морда была перемазана в яичном желтке.
Видимо, последний вопрос Тайка задала вслух.
– А зачем?
Пушок, поняв, что ругать его не будут, вылез целиком, отряхивая паутину с крыльев.
– Так он желание исполняет.
– Любое? – Тайка вскочила, уронив табурет.
Нет, она уже не хотела, чтобы все стало как прежде и бабушка вернулась из дивьего царства домой: ведь та наконец нашла свое счастье. Но вот навестить ее Тайка не отказалась бы, очень уж соскучилась. Да и посмотреть на иной край хотелось. Это для дивьих людей все чудеса тут, а для обычных смертных – наоборот, настоящее волшебство начинается по ту сторону вязового дупла.
– Угу, – по-совиному ухнул коловерша, подбираясь ближе. – Что ни пожелаешь, все исполнит. Семеновна-то по молодости каждый год искала. Перестала, только когда ты родилась.
– А если бы нашла?
– То – фьють, только мы ее и видели! Но ты ж пойми: ищут все, а находит кто-то один. Эх, вот бы мне в этот раз повезло… – скрипучий голос Пушка стал мечтательным.
– А если найдешь, что загадаешь? – Тайка пригладила перья, торчащие на макушке у коловерши, и тот, зажмурив желтые круглые глазищи, тихонько замурлыкал.
– Мр-р-р-р-р, не скажу. Мр-р-р-р-р, это секрет.
– Ну и пожалуйста! Не буду тебя больше чесать.
Тайка убрала руку – и вовремя: коловерша попытался куснуть ее за палец, а промахнувшись, обиделся еще больше:
– Чего ты такая вредная, Тая? Если я расскажу желание, разве оно сбудется?
И пока Тайка думала, как ей извиниться, пернатый негодяй сцапал из миски еще одно яйцо и вылетел в окно.
– Знаю я твои желания, – усмехнулась она. – Пожрать, пожрать и еще немного пожрать, пожалуйста…
А папоротников цвет уже захватил все ее мысли, и Тайке едва хватило терпения дождаться темноты в самую светлую ночь года…
Дивнозёрская нечисть всегда собиралась на поляне у самого большого дуба – царского дерева. Людям сюда ходу не было, но Тайка знала, как пройти сквозь туманный морок: нужно было с заговором промыть глаза загодя собранной майской росой и положить под язык четырехлистный клевер. Она немного припозднилась, продираясь сквозь бурелом и поминая Гриню недобрым словом: ведь это была его забота – содержать лес в порядке.