Ведьма для деликатных поручений
Шрифт:
– Я Ника. Маркиза… – я задумалась, как там звучал мой собственный титул?
– Маркиза де Лили, – подсказала мне Кира. – Значит, ты действительно получила титул недавно?
– Так… получилось, – замялась я.
Моя собеседница чуть криво улыбнулась. В синих глазах, к её чести не отобразилось ничего на счёт того, что «знаем мы, как титулы получаются».
– Ты оглядывалась по сторонам… Неуверенно себя чувствуешь?
– Дивлюсь тому, а где остальные.
– Учебный год ещё не начался, – ответила мне Кира. И на этот раз в её голосе я чётко расслышала неуверенность. А, наверное, это то, что я должна была знать? И, сколько осталось до него? И как бы это так спросить?
Видимо, в моих глазах кроме пустоты ничего не появилось, поэтому прикрыв ладонью губы, чтобы спрятать улыбку, Кира пояснила:
– До него осталось три дня, и уже завтра начнут прибывать ученицы. Чем дальше живёт студентка, тем больше времени ей добираться, а значит ей надо прибыть пораньше, чтобы отдохнуть.
Я благодарно кивнула:
– Спасибо. Ты меня просто спасла.
– Ника…
– Да?
– А это правда, что тебя чуть не убили по дороге?
Пожав плечами, я, ковыряла вилкой в салате из свежих овощей, вытаскивая из него кусочки шпината.
– И такое было.
Кира вздохнула. Нервно облизнула губы.
– Послушай, я понимаю, что это очень тяжело, но тебе стоит быть немного более… более…
– Породистой? – взглянула я на неё с улыбкой.
Кира побледнела.
Вот просто так, на ровном месте.
А потом за спиной я услышала шаги.
К нам кто-то приближался.
Повернувшись, я с интересом воззрилась на высокую статную женщину. На вид ей было лет сорок, но с учётом продолжительности местной жизни – могло быть и все шестьдесят, и все восемьдесят пять. Она была… красива, а ещё Кира была на неё похожа. Передо мной стояла леди Раш.
И? Как я должна в таких случаях приветствовать леди? Вставать? Улыбаться? Кивать? Что-то говорить?
– Ты ничего не знаешь, – констатировала женщина сухо, а я… поняла, что у меня на глаза наворачиваются слёзы. Как же этот голос звучал похоже на голос моей мамы. Такой же сухой, словно бы и отстранённый, а под ним прячется и встревоженность, и нежность.
Мама была из семьи потомственного военного. Моя бабушка рано умерла, и её воспитывал только дедушка. Воспитал из неё достойного человека, но мама не умела выражать нежность, не умела говорить слов о любви. И когда она плакала после гибели папы, это были самые страшные слова, которые я от неё услышала: «Я так ни разу не сказала ему, что люблю».
Леди Раш была такой же. Она была настолько сухая, что вряд ли кто-то мог бы разглядеть её настоящую под этой ледяной броней, а мне хотелось плакать, даже не плакать – мне хотелось завыть и…
А потом всё стало ещё хуже, потому что она положила руку на мою макушку и погладила. Осторожно, но так нежно… Слёзы покатились неостановимым потоком. Последние связи с близкими людьми заместились и защёлкнулись.
Альтан принял меня окончательно, а мой старый дом исчез.
Я потеряла сознание.
…Когда я пришла в себя, первой моей мыслью было, что это – просто полнейшая глупость. Со стороны это смотрелось… да даже отдалённо не могу себе представить, как это выглядело для леди Раш. Сидит студентка-первокурсница, хлюпает носом, потом на ровном месте начинает реветь и падает в обморок. Чудесно!
Вздохнув, я открыла глаза и села, огляделась.
Вокруг была не моя комната, место было вообще мне не знакомо, за исключением гобелена на стене – серебристая змейка обвивалась вокруг ножки бокала. Универсальный знак, который использовали медики всех народов во все времена. Я была в лечебнице.
Рядом никого не было ни видно, ни слышно.
Мой организм подсказывал, что сейчас около трёх часов после полудня. На завтрак я вышла к девяти тридцати, что значит, я провалялась больше пяти часов. То есть, обморок в какой-то момент перешёл в крепкий сон. И поскольку мне больше не хотелось есть, это значило, что перестройка ауры перешла во вторую стадию. На ней, по словам Юэналя, мне грозило постоянное желание спать, вялость и апатия.
Вялость и апатия значит…
Встав с кровати, я была вынуждена схватиться за спинку. Мир вокруг качнулся.
– Ты зачем встала?! – дверь хлопнула, и с шелестом юбок в мою комнату вошла Кира.
Повернувшись к ней, я чуть виновато улыбнулась и плюхнулась обратно. Ноги не держали, зато тряслись как в старом добром твисте девяностых, весело им было, отдельно от меня.
– Кажется, это была ошибка.
– Как же ты нас перепугала! – вздохнула Кира, садясь на стул рядом с кроватью.
– Прости… Надо будет потом извиниться потом перед твоей мамой.
Девушка вздохнула, потом засмеялась, спохватилась и снова успокоилась.
– Понимаешь, на маму реагировали по-разному, кто-то уважал, кто-то презирал, кто-то только делал вид, что уважает, но ещё никогда студентки не начинали плакать и не падали после этого в обморок. Хорошо ещё, что в столовой было очень мало народа, иначе слухов потом о себе ты собрала бы целую коллекцию.
– Одним меньше, одним больше, – задумчиво пробормотала я. – Ничего удивительного и страшного… Кира.
– Да?
– Спасибо.
Моя собеседница изумилась. Это чётко читалось в её очерченных приподнятых бровях, в её глазах, в изгибе её губ, а потом она кивнула, наконец, поняв. Это была благодарность за протянутую руку дружбу.
– Моя мама тоже однажды пришла в пансионат, – тихо сказала Кира. – И никто не протянул ей руку дружбы. И я решила, что если встречу человека, которому, может быть, будет нужна помощь, я сделаю всё, чтобы эту помощь оказать. Правда, я не думала, что это всё может случиться так быстро… И так… с таким человеком как ты.
– Скажу сразу, – улыбнулась я. – Я не любовница короля, никогда ею не была. И слухи, которые есть… Они просто … так получились.
И Кира мгновенно оттаяла. Она поверила мне так быстро, что в какой-то момент я ощутила острый приступ отторжения. Разве так бывает?! Но хладнокровная половина и взявшаяся откуда-то любовь к миру этот приступ задушили на корню сразу же.