Ведьма и компания
Шрифт:
Конус света, как из киноаппарата, ударил Оксане в лицо. Словно ледяной пятерней толкнули. Оксану отшвырнуло в сторону. Хихиканье зашлось с новой силой.
– Дубль два! – прокричал из пустоты жеманный голосок.
– Не смей! – непонятно кому заорала Оксана, стряхивая завернувшийся на голову школьный фартук.
Остроумова была уже на ногах. Глаза ее снова смотрели куда угодно, но только не в реальность, все также неловко она поковыляла к чурбаку. Над ее головой стала медленно проступать петля.
– А я сказала – стоять! – подскочившая Оксана с искренним наслаждением –
– Бей Остроумову! – Оксана снова замахнулась тетрадками.
Ветер, визжа, как примадонна, нашедшая в гримерке букет с подписью «Для Вашей прелестной дублерши», налетел, завертел волчком… Острые ногти прошли Оксане по щекам и сомкнулись на шее, у вышитого воротничка школьной формы. Раздался новый пронзительный вопль и невидимые пальцы отдернулись, как обжегшись. Световые конусы хлестали по глазам, ветер рвал волосы, трепал подол. С рычанием вцепился в тетрадки и принялся выдирать их из рук.
– Не тронь, мое! – Оксана прижала тетрадки к груди и повернулась спиной к ветру. И тут же поняла, что это ошибка – вихрь толкал ее в спину, гнал изо всех сил, выпихивал. Обернуться не удавалось. Подошвы заскребли по асфальту, когда Оксана попыталась упереться, но расцвеченная мелькающими картинками стена, отделяющая обычную, реальную улицу, все приближалась. И тогда Оксана сдалась.
– Ладно! Хорошо! Ты сильнее! – прокричала она и тихо добавила. – Я попыталась. Теперь хотя бы ко мне никаких претензий. – и обвисла, перестав сопротивляться напору ветра.
Ветер радостно взвыл… и толкнул ее в спину как бодливый бычок. Расслабившаяся Оксана скользнула вниз, как соскальзывают по ледяной горке – и кубарем покатилась по асфальту. Ветер просвистел над ней, с размаху влепившись в цветное марево картинок на стене – картинки замельтешили, как при ускоренной перемотке пленки. Оксана вскочила – и метнулась между Остроумовой и чурбаком под петлей.
– Сильнее, как же!
– Вышитой манжетой зажала кровоточащую ноздрю. – Не может быть сильнее меня дура, которая тратит силы, чтоб угрохоть… пхе… Остроумову!
Оглушающий стрекот сотен, нет, тысяч киноаппаратов налетел со всех сторон, заставляя с криком зажать уши ладонями. Мутная стена колыхнулась, снова вспыхивая калейдоскопом цветных картинок, а Остроумова потопталась… и принялась обходить неожиданное препятствие, пытаясь подобраться к чурбаку и петле. Оксана метнулась ей наперерез – вновь налетевший ветер стегнул по лицу, как плетью, подбил под коленки. Остроумова попыталась перепрыгнуть через нее – Оксанины пальцы сомкнулись на щиколотке, дернули, Остроумова грохнулась рядом, приложившись лбом об асфальт. Оксана навалилась ей на плечи. Бьющие из цветного марева конусы света скрестились, ловя их обеих в фокус световых кругов, Остроумова отчаянно забилась.
– Тупоумова ты, а не Остроумова – сама в
– Ходи! – передразнил жеманный голосок и Остроумова снова рванулась.
– За последний горизонт не гляди, не гляди…
– Гляди! – пронзительно взвизгнули в ответ, и раскачивающаяся над головой петля стала наливаться силой и какой-то… жизненностью – каждое волоконце можно было разглядеть!
– Там никто тебя не ждет – не печалится, не зовет тебя, не отчаивается… - тараторила Оксана.
– Ждет! – завизжало вокруг. – Ждет-ждет-ждет!
– Ты борись, подерись – ты не трусь!
– Трусь-трусь! – передразнил жеманный голосок, а налетевший ветер вдруг тараном ударил в грудь, заставляя приникнуть к спине Остроумовой. С хрипом и стоном, извиваясь по-змеиному и волоча Оксану за собой, Остроумова ползла к месту своей казни.
«Нет! Нельзя говорить «не»!»
– Ты гони-ка прочь эту гнусь! – прямо в ухо Остроумовой прокричала Оксана. – Шейку тощую ей сверни…
Картинки на сотканных из цветного марева стен вдруг застыли, а бушующий на пятачке вихрь словно сдавленно хрюкнул… и опал на мгновение…
– Глаз на корпус натяни! – радостно завопила Оксана.
– Этого нет в тексте! Прекратите отсебятину! – провизжал жеманный голосок, а изогнувшаяся, как полураздавленный червяк Остроумова вдруг замерла, не пытаясь больше ползти.
– Намотай кишки на забор, чтоб не смела выступать с этих пор! – немедленно добавила Оксана.
– Смела, смела! – истерично завизжали вокруг…
– Дай ты в рожу ей смело… - согласилась Оксана.
– …не за так, а за дело!
– Коваленко! – придавленная ее тяжестью к асфальту Остроумова вдруг приподняла голову, шаря вокруг мутным взглядом. – Ты чего… Слезь с меня! Это ты меня связала? – она задергала запястьями, пытаясь освободиться.
– Прекратить! Актерам занять свои места! Мотор, хлопушка… - раздался новый визг.
– Бежим! – завопила Оксана, за ворот вздергивая Остроумову с асфальта и… всем телом ударилась в цветное марево – будто хотела прошибить стену. За ее спиной застрекотали бесчисленные киноаппараты. Она ощутила, как тает под пальцами, словно растворяясь, ворот Катькиной пижамы… мутная стена чвякнула, будто кисель, из которого с силой выдернули ложку… и они обе с размаху грохнулись на асфальт по другую ее сторону!
– Аииии! – Остроумову рвануло у Оксаны из рук… и поволокло обратно, в перекрывающее улочку марево.
– Арррр! – в загривок Остроумовой тут же вцепился громадный волк.
– Ааааа! – Остроумову вздернуло в воздух – ноги ее прятались в мутной стене, так что казалось, у девчонки нет половины туловища, а голова свисала из пасти волка. Подскочившая толстуха шмякнула пухлую ладонь Остроумовой на лоб и зачастила:
– Соколины очи, орлови крыла, ведмежача сила – крылами одмахаюся, очима оддывлюся, Силою отобьюся, ничего не боюся! Народжену-хрещену… Як цю дурищу зваты? – рявкнула она Оксане.