Ведьма и вожак

Каждая семья уникальна по-своему. Но, если выбирать самую-самую, почти все наши друзья не колеблясь ткнут в нас пальцем.

– Эсфирь! Фира!

Это меня зовет папа.

– Иду, Степан Васильевич.А так отвечаю ему я.Всего у нас в семье – четыре сестры и ни единого брата, но папа не унывает. Бывший военный, серьезно занявшийся предпринимательством, он планирует передать свой бизнес по наследству именно сыну. Сыну, которого пока нет, но наследник, как водится, вот-вот грядет. Еще чуть-чуть поднажать.

– Как прошла встреча с китайцами? – строго спрашивает папа. На работе он старается держать со мной дистанцию, но, время от времени, когда ему кажется, что никто нас не видит, гладит по руке.

Сотрудники посмеиваются и привычно принимают его правила игры. Я – зам и требуют с меня куда

– Китайцы южные [1] ,Степан Васильевич. С ними всегда не просто. Четыре раза пришлось исправлять договор. Каждый раз возвращались за стол и обсуждали заново.

– А почему у них имена в подписи такие странные?

– Они любят брать дополнительное английское имя, чтобы удобнее было в общении.

– Да уж, Ювэй Билл Си. Ну и глупо звучит!

Насчет имен у папы особый пунктик. На заре отношений они договорились с мамой, что она рожает ему сына, а имя дает сама, какое хочет. В итоге вслед за Эсфирью мамин позитивный мозг породил Сару, Хаю и Рахель. От "звезды" до "овечки" [2] .

Хае еще очень повезло. Когда она родилась, я уже понимала, как непросто жить с нестандартным именем, и встала непреклонной горой между мамой и ЗАГСом, где заносили в скрижали истории наши имена. Поэтому вторая моя сестра хоть и не стала в переводе "любимой", но до сих пор мне за это благодарна. "Ахува" – конечно точное, но все-таки не самое благозвучное название для нашей жизни.Бабушка-еврейка дала маме, урождённой Марине Александровне, полное право считать себя частью древнего народа, ведь "национальность передается по материнской линии".В общем, все мы, четыре золотокосые белокожие сестры, хоть сейчас можем в Израиль. Бумаги есть, имена – нате вам. Я, например, Эсфирь Степановна Бузикова.Кто усомнится в чистоте моей иудейской крови?

Странности в моей жизни начались в самый обычный день. Один из тех, который вроде бы и проживаешь, но совершенно не отмечаешь в памяти. Был и был.Отвечая на звонки и входящую почту, я, сидя на привычном месте за рабочим столом, увидела небольшой темно-коричневый лист, одиноко лежавший на краю широкого подоконника.Скорее всего очередная рекламка, забытая добросердечной Зосей, моей секретаршей. Причем сугубо практичные рекламные буклеты не будили в Зосе ответной реакции. Трепетала она от вещей необычных, волшебных, "чего в жизни не бывает, но очень хочется".Неделю назад она со счастливым придыханием сообщила, что познакомилась с представителями передачи "Экстрасенсы". Меня пригласят таинственной гостьей, спрятав в закрытый непроницаемой тканью "черный ящик", а телевизионные маги и чародеи, бродя вокруг него, разгадают тайну моей жизни.

– Зося, – твердо сказала я тогда, – пусть в черных ящиках сидят коты Шредингера [3] или белые кролики Плейбоя. Поверь, мою замученную физиономию экстрасенсам увидеть будет не в радость. Я и так каждый день в фокусах сотрудников и волшебстве, блин. Лучше соедини меня с Латвией, со вчерашнего дня письма не отвечают.

Еще подростком, с двумя торчащими косичками, я отстучала на печатной машинке первый договор нашей компании. И с тех пор везде нужна. Маме – помочь с маленькими сестрами, папе – с растущим бизнесом.Жизнь подбрасывает чудеса в ежедневном шапито. Бегает Фира с высунутым языком, прыгая с тумбы на тумбу новых задач, совершая магические деловые подвиги.А тут еще одна реклама «новых впечатлений». Я не выдержала, встала и подошла к столику. Неизвестность меня приводила в неистовство, как красная тряпка – быка. Но коричневый лист оказался просто коричневым листом, пустым. Только края отливали золотом замысловатых виньеток с крошечными шестеренками, вписанными в завитушки.Вздохнув, и откуда только берется мусор в моем кабинете, я выбросила бумагу в корзину.

Телефон разразился внезапной переливчатой трелью, и улыбнувшись, я поторопилась нажать на зеленую кнопку включения. Эту мелодию я когда-то давно поставила на входящие звонки мамы, и теперь переносила ее в каждый новый аппарат, хоть какая-то неизменность в моей сумасшедшей жизни. Звонка от нее я сегодня ждала с замиранием сердца.

– Фира, детка, я все!

Ох, как же я рада.

– Поздравляю мама! Как себя чувствуешь? Кто родился?

Родители до последнего дня отказывались узнавать пол ребенка. И рожать мама предпочитала по старинке, без толпы родственников рядом, в том же четвертом роддоме, где когда-то появилась на свет я.

– Фирочка, солнце... У тебя родился брат. Пока. Я звоню папе.

И счастливо засмеялась.

Я резко выдохнула. Прислушалась к гудкам. На душе было звонко, радостно, но как-то опустошенно, что ли. Словно бежишь-бежишь и вдруг прибежал, а куда дальше двигаться не ясно.Я выровняла бумаги на столе, потом снова смешала их. Надо подхватывать папу, сестер, ехать в роддом, чтобы танцевать и прыгать под окнами. Теперь появились новые задачи. Помогать воспитывать брата, дать ему образование, которое так и не вышло получить самой, все самоучкой... Затем ввести его в курс дела и передать компанию. А там и отдохнуть самой… лет через двадцать.Двадцать три плюс двадцать... Замечательное будет время для начала новой жизни. Я покрутила в руках коричневый квадратик. Пора звонить сестрам... Что? Какой квадратик? В моих руках оказался листок, очень похожий на тот, что я уже выбрасывала в корзину. Видимо, в раздумьях пальцы сами нашли его на столе. Только этот экземпляр уже не был пустым.

По центру вилась надпись:

"Первый в городе 7 D кинотеатр приглашает вас на закрытый эксклюзивный просмотр романтической комедии "Обретая крылья".

Почувствуйте полное погружение в реальность новых технологий. Отдохните и порадуйтесь!" Далее шел адрес и время... Сеанс должен был состояться сегодня вечером, почти в ночь. Глубокий вечер - практически единственное время, которое я могу посвятить себе. В это время я или слушаю языковые курсы через наушники, или просто лежу и смотрю в потолок. Потратить мой драгоценный вечер с собой на кинотеатр? Ну уж нет. И я выбросила второй коричневый лист в корзину. По дороге в роддом мы с папой подхватили сестер. Пятилетняя Рахель со своим любимым Тузиком села в отцовскую машину. А средние сестры осчастливили меня.

– Все-таки предки добились своего, - рассмеялась Саня, она же Сара, залезая на переднее сиденье. Когда я занялась компанией, именно на ее хрупкие плечи свалилась помощь маме по дому. Боевая, веселая, она была вечным заводилой среди хулиганистых дворовых мальчишек. Эдакий маленький белобрысый до белого Питер Пен.

С той поры вместо Сары к ней привязалось прозвище Саня. Но теперь-то даже полуслепой не мог бы принять ее за мальчишку. Фиryристая, большеглазая успешная студентка журфака. И подросшие дворовые озорники бегали за ней уже с совсем другими целями. Третья наша сестра, пятнадцатилетняя Хая, росла мечтательницей и книгочейкой. Вечно или в книжку уткнется или, наоборот, активно печатает в своем ноутбуке. Уже год она сочиняла роман и планировала, по его завершению, сменить Джоан Роулинг [4] на посту создателя подростковых бестселлеров.

– Это не составит никаких сложностей, - уверяла Хая, - мне даже немного неловко обижать уже немолодую английскую даму, поэтому я задержу выход своего шедевра еще на годик. Заодно добавлю в него пару гениальных деталек.

К роддому папина машина, едущая впереди, подъезжала в странных виляниях. И когда мы, старшие, испуганно подбежали и заглянули в кабину, то обнаружили положившего голову и руки на руль, взахлеб рыдающего отца.

– У меня родился сын, - гордо сказал он нам, подняв мокрое от слез лицо.
– Я -отец сына!