Ведьма из прошлого
Шрифт:
– Ну пожалуйста-а-а-а, – протянула Сибилл, вцепившись в рукав Анны, понижая голос, а в ее глазах заблестели искры, – про дерево фей.
– Сибилл! – вскрикнула их мать, что, поднимаясь от ключа*, услышала последние слова дочери. – Анна, ты снова?
Растрепавшиеся рыжие волосы плотно налипли к вспотевшему от долгой работы высокому лбу Идонеи.
– Мамочка, а ты говорила с феями? – взвизгнула Сибилл, поднявшись на ноги, а Анна охнула, зажав свой рот ладонями.
Словно так она могла остановить сказанное сестрой.
– Ты видела их? Они же красивые,
Идонея бросила на Анну взгляд, под которым девочке захотелось провалиться под землю. Быстро возведя глаза к небу, Анна зашептала Ave Maria****, сама особо не понимая, зачем делает так каждый раз. Уж кто, а матушка точно не сомневалась в ее благочестивости.
Опустившись на корточки, Идонея поправила шаперон на голове Сибилл и обхватила ее лицо ладонями. Ласково погладив разрумянившиеся щеки дочери, он быстро поцеловала ту в лоб.
– Дорогая, ты же знаешь, что это просто сказки, верно? – тепло улыбнувшись своей дочке, Идонея кинула быстрый взгляд на утвердительно кивнувшую Анну.
Словно вопрос мог относиться к ней.
Сибилл обидчиво надула губы и нахмурилась, отчего кончик ее носа смешно дернулся.
– Нет! – вдруг протестующе вскрикнула она, топнув ножкой, а Анна дернулась вперед. – Нет, вы все врете!
Ком тревоги в груди Анны упал в живот, заставляя вмиг замерзнуть. Этого не могло быть. Сибилл расплакалась, потирая глаза кулачком, а Анна пристально смотрела на нее.
Не могло. Сибилл точно не видит их.
Матушка объясняла Анне, что это как особенности, которые бывают у некоторых детишек при рождении, если родители колебались в своей вере. Иногда ребенок рождался с лишним пальчиком на руке, с большим родимым пятном или вот с такими рыжими волосами, как сама мама и Сибилл. А иногда рождались такие, как Анна.
Матушка объясняла, что на самом деле дьявол здесь совершенно ни при чем, но об этом нельзя никому говорить. Даже папе. Если Господь послал такое испытание, то нужно понять зачем. Принять такой дар и поблагодарить за все препятствия, что возникают на пути.
И вот сейчас, глядя на сестру, Анна пыталась понять, не послал ли такое же испытание Господь Сибилл. На секунду страх сменился… надеждой? Ведь если бы она была такая не одна, то вдвоем им было бы легче? Ужасные мысли. Анна отругала себя и снова зашептала Ave Maria. Она просила, чтобы ее сестренка была свободна от этого бремени. У каждого свое испытание, а что может быть страшнее, чем представить Сибилл перед угрозой инквизиции?
– Ты что-то видела? – вытирая слезы с щек Сибилл, дрогнувшим голосом спросила Идонея. – Дорогая, я не буду ругаться. Маме ты можешь рассказать все секреты, ты же знаешь это, правда?
Анна повела плечами и подхватила с земли плащ. Внутренности продрогли, и ей очень хотелось домой. Ее любимое место вдруг стало каким-то чужим, а минуту назад светлое небо густо заволокло облаками. Домой.
– Нет, мама, – шмыгнула носом Сибилл, вытирая его кулачком, – но очень, очень сильно хотела бы.
– Пойдем домой, – подала голос Анна, протягивая руку вперед и робко улыбаясь, – у нас с тобой очень много дел, еще со вчера
Сибилл прищурилась, словно действительно решала, стоит ли ей сейчас идти с сестрой.
– А я расскажу тебе сказку про принца, – подмигнула сестре Анна, и та сорвалась с места.
Анна было зашагала к дому, как удар в грудь приковал ее к месту. Жадно глотая воздух, Анна оглядывалась, пытаясь понять, что произошло. Сердце билось ровно, никого рядом не было, но удар. Он же был. Она оглянулась на мать в попытках найти ответы, но та стояла, так же, как и Анна, прижав ладонь к груди.
– Идонея! – крик их соседки, что сейчас бежала, путаясь в подоле робы, заставил всех обернуться. – Идонея, помоги! Жанна, – Беатрис***** остановилась, переводя дыхание, – она у них. В Руане.
– Беатрис, успокойся, – Идонея вытянула вперед руку, медленно выдыхая, – девочки, идите домой, – тоном, не терпящим возражений, отчеканила она, – быстро.
Наши дни
– Марк Алексеевич, может, рано меня в терапию переводить? – невинно хлопнула длинными ресницами и надула пухлые губы юная пациентка, что благополучно перенесла удаление аппендикса. – Неужели я вам тут так надоела?
Анастасия улыбнулась, перекинув внушительную косу через «случайно» оголившееся плечо.
Даже не представляешь как. Уже не знаешь, что хуже – пожилые, что вечно требуют к себе дополнительного внимания, или молоденькие, которым хочется приключений на задницу и острых ощущений. Пара добрых успокаивающих слов, чтобы пациенты не нервничали перед операцией, и все, девушки расцветают, настроив себе в голове воздушных замков и, не спрашивая тебя, дают своим неродившимся детям твое отчество. Конечно, не все такие. Щелкнув авторучкой, я зацепил ее за край папки и передал историю болезни медсестре.
– В самый раз, Анастасия Петровна, в самый раз, – кивнул я пациентке, подходя к двери, – поправляйтесь.
– Но я же вас даже не отблагодарила, – округлив глаза, заявила пациентка, а ее соседка по палате прыснула, маскируя смех за кашлем.
– Больше не попадайте на больничную койку – это будет лучшей благодарностью, – подмигнул я, быстро ретируясь из палаты.
Голова после вчерашнего трещала, а я радовался, что никаких внеплановых операций сегодня не случилось. Вечерний обход прошел на удивление спокойно, поэтому, наконец оказавшись в своем кабинете, я потянулся в кресле, косясь на стопку папок с историями болезни.
Когда я захотел стать врачом, все, о чем мог думать – я буду спасать людей. Бороться с самой смертью, вырывать из ее цепких лап тех, кто еще сотню лет назад был бы обречен. Наверное, все люди моей профессии думали так же, за своей большой целью забывая об остальном.
Например, о горах отчетности. Хотя не думаю, что если бы я работал на заводе – отчетности стало меньше. Век гиперконтроля. Бесконечная цепочка руководства, что переформировывает подробные отчеты в более сжатые, собирая воедино, пока у какого-то одного человека на самом верху не окажется всего один лист с ничтожным процентом реальной информации.