Ведьма придет за тобой

Грановская Евгения

Елена усмехнулась.

– Я не имею ничего против цыганской нации. Но здешние ромалы торгуют наркотиками. А от наркотиков до торговли человеческими органами всего один шаг.

– Да, вы правы, – кивнула Маша, стараясь не показать, что сбита с толку.

– Давайте уже перейдем к делу и больше не будем отвлекаться.

– Хорошо. – Маша напустила на себя деловой вид. – На дверях вашего центра написано, что вы «Таемни киевницы». Это то же самое, что ведьмы?

Елена улыбнулась.

– Слово «ведьмы» – слишком старомодно, – сказала она. – Хотя мы употребляем

и его. В ведовстве нет ничего плохого, если оно направлено на благие цели. На улучшение духовного здоровья, на обретение целостности личности. Всему этому мы и учим воспитанниц нашего центра.

– Они приходят к вам на занятия или живут здесь?

– Некоторые живут, некоторые приходят. За проживание здесь платят определенную сумму. За обучение тоже. Но все равно мы часто работаем себе в убыток. Например, это здание мы арендуем у администрации города, а аренда стоит больших денег. Также приходится оплачивать выездные сессии. В теплое время года мы предпочитаем проводить занятия на открытом воздухе, за городом.

– Летаете на Лысую гору? – не сдержалась Маша.

Елена взглянула на нее спокойно и ответила:

– Да. Мы стараемся придерживаться традиций.

– А почему «киевницы»?

– Киев – колыбель восточно-славянского христианства. Место крещения Руси. Место, где был основан Печерский монастырь, ставший первой лаврой на территории восточно-славянских земель. В Киеве существуют пять Лысых гор. Киев – это наша колыбель, место величайшей Силы.

– Сколько у вас воспитанниц? – спросила Маша.

– Около тридцати. Но эта цифра постоянно меняется. Одни воспитанницы приходят, другие уходят. – Она пожала плечами. – Есть и такие, кто покидает нас после нескольких занятий.

Колокольчик, висящий на стене, слабо звякнул, и Елена прервала свою речь. Она посмотрела на Машу, натянуто улыбнулась и сказала:

– Мать вызывает меня. Пойду узнаю: быть может, она готова с вами поговорить.

С этими словами Елена поднялась с кресла и вышла из комнаты. Маша тут же встала с дивана и принялась исследовать комнату. Но не прошло и пары минут, как Елена вернулась.

– Мать хочет посмотреть на вас, – сообщила она. – Но я должна предупредить: она очень больна, и ваша встреча продлится недолго.

– Хорошо.

– Идемте за мной!

Едва Маша переступила порог комнаты Матери, как в нос ей ударило такое обилие запахов и ароматов, что у нее едва не закружилась голова. Главной, самой сильной нотой был запах лекарств, как в больничной палате тяжело больного человека. В него вплетались ароматы сушеных трав и жженых благовоний.

Комната была небольшая, но антураж ее полностью соответствовал статусу и профессии хозяйки. На стенах висели рушники, деревянные идолы, плакаты с изображением женщин, совершавших магические действия, пучки сушеных трав. На стеллажах стояли свечи – большие и малые, белые и черные, банки с какими-то зельями и еще множество предметов, предназначение коих Маша не могла определить.

На резном столике «а-ля русс» стоял круглый аквариум, в нем ползали пауки.

«Мизгири», –

вспомнила Маша, глянув на мохнатые лапки маленьких чудовищ.

В тусклом свете нескольких настольных ламп Маша увидела широкую спину седовласого мужчины, который стоял возле кровати и поправлял капельницу. По всей вероятности, он был врачом, хотя и имел военную выправку.

– Я привела ее! – оповестил Елена и легонько толкнула Машу в спину. – Ну же! Проходите!

Мужчина обернулся, посмотрел на Машу строгими светлыми глазами, приветливо кивнул ей и отошел в сторону. На широкой кровати на белых простынях лежала пожилая очень толстая женщина. Судя по голым плечам и огромной морщинистой груди, наполовину скрытой белым покрывалом, старуха была голая. Седые сальные волосы растрепались по подушке, на отекшем бледном лице не было никаких признаков жизни.

– Здравствуйте! – поприветствовала старуху Маша. – Я журналистка, приехала из Москвы, чтобы написать о вас статью.

Толстуха приоткрыла глаза. Две темные щели замерцали, губы приоткрылись, и глухой голос произнес:

– Я знаю, хто ты.

«Словно со дна могилы», – пронеслось в голове у Маши.

Толстуха открыла глаза шире, пристально посмотрела на нее и сказала:

– Пидхоть ближще.

Маша подошла к кровати. Толстуха посмотрела ей в глаза и медленно проговорила по-русски:

– Ты приехала, чтобы навредить мне?

Глаза Матери замерцали злобой. Маша чуть отпрянула – не столько от испуга, сколько от неожиданности.

– Нет, что вы, – сказала она. – Совсем наоборот. Мы пишем о женщинах, об их нелегкой жизни, о необходимости отстаивать свои права и…

– Не выйдет, – хрипло произнесла Мать.

– Что? – не поняла Маша.

– Ничего у тебя не выйдет, – повторила толстуха. И добавила с усмешкой: – Так им и передай.

– Я не понимаю, – пролепетала Маша растерянно. – Я совсем не собиралась…

– Да замолчите же вы! – нервно воскликнул врач. – Разве не видите – вы ее раздражаете!

Суховей закрыла глаза и обмякла на широкой кровати, как гигантский молочный студень на белой тарелке. Елена шагнула к Маше и положила ей руку на плечо. Но смотрела она на доктора.

– Игорь Петрович, держите себя в руках, – холодно сказала Елена. – Вы врач. Вот и лечите, а остальное вас не касается.

Маша догадалась, что между этими двумя идет непрерывная борьба за «доступ к телу» Матери. И пока толстуха больна, побеждает в этой борьбе, видимо, доктор.

– Мать устала, – хмуро произнес врач. – Разговор отнимает у нее слишком много сил.

Маша опустила взгляд. И вдруг ее внимание привлекли странные следы на ковровом покрытии. Это были темные отпечатки в виде полумесяцев. Маша перевела взгляд на ботинки доктора и все поняла. Каблук одного из них был чем-то испачкан. Возможно, кровью. Впрочем, совсем не обязательно.

– Прошу вас, выйдите! – умоляющим голосом произнес доктор. – Мать измучена! Ей нужен отдых!

Лицо его, бледное, с капельками пота на лбу и подбородке, было похоже на срез заплесневелой сырной головы.