Ведьма западных пустошей
Шрифт:
Бастиан махнул рукой экипажу и, когда они сели на неудобную деревянную скамью, произнес:
— Хотел посмотреть на могилу Эдвина Моро.
Аделин неопределенно пожала плечами — она знала о том, кто такой Моро, все в городе это знали, но понятия не имела, где именно искать его могилу. Зато возница, которому Бастиан протянул монеты, внезапно полюбопытствовал:
— Барин, это вам Лесной принц понадобился? Простите великодушно, за каким же дьяволом?
Бастиан
— Мой отец вел его дело.
Возница издал радостный возглас и хлопнул ладонью по колену от избытка чувств.
— Ничего ж себе! — неожиданно радостно воскликнул он. — Я помню вашего батюшку, возил его две недели, пока он у нас был. До чего ж чудесный барин! Никогда денег не жалел и так вежливо разговаривал, куда там нашим. Наши-то все в зубы норовят, если что не по ним. А тут сразу видно, благородное обращение! «Поедемте туда-то, да отвезите меня, пожалуйста, сюда-то!» Достойная персона!
Лицо Бастиана на мгновение сделалось очень мягким и мечтательным. «Должно быть, он очень любил отца», — подумала Аделин.
— Как он поживает-то, ваш батюшка?
— Он умер пять лет назад, — сдержанно ответил Бастиан, и Аделин видела, что он хотел бы спрашивать, хотел бы говорить о таком важном для него человеке. Возница сокрушенно покачал головой.
— Ай, как жалко. Добрый был барин, дай ему Господь царствия небесного. Много он тогда тут работал, со всеми разговаривал. Ну а что там было узнавать? Сволочью был этот Моро, но хоть капля совести в нем осталась, раз мозги себе выжег.
Аделин усмехнулась и на всякий случай уточнила, зная ответ:
— Почему сволочью?
— Ха! — воскликнул возница. — Конечно, сволочью! Я бы еще хлеще сказал, да только из уважения к вам, миледи, удержусь от таких слов. Сколько народу из-за него по миру пошло? Сначала продул все деньги в этом, как его, дьявола, запамятовал название…
— «Ауферне», — напомнил Бастиан. Аделин смутно помнила, как отец рассказывал об этой финансовой пирамиде и предостерегал ее: «Аделин, не рискуй деньгами, какие бы гарантии тебе ни давали твои друзья. Не ставь на кон все, что тебе дорого».
— Да, барин, точно. «Ауферн». Ну вот он там сперва состояние прохлопал, а потом и лесопилку. Все, родненькие, на выход с вещами! А что нам детей кормить надо, это его не беспокоило! Я хоть вовремя успел подсуетиться, купил экипаж да лошаденку, а тут и батюшка ваш приехал, так я, слава Богу и спасибо вашему родителю, подзаработал. Он платил-то мне не по-местному, а по-столичному, а потом еще приплатил на добрую память, когда уезжал. А остальным куда деваться? Кто уехал, кто разорился, никому до народа дело не было. Я вам так скажу, барин, хоть и неправильно это: хорошо, что он сам с собой покончил. А то бы не вытерпел кто, взял бы грех на душу, точно.
Вскоре экипаж выехал за город и покатил среди полей в сторону кладбища. Аделин была там на Пасху с Уве, навещала могилу отца. Вспомнилось, как когда-то давно она, нарушая старый запрет навещать кладбище после четырех часов пополудни, бегала туда за земляникой, а потом сидела на старых могилах, заросших травой, и мир был спокойным и тихим, пахнущим сеном и земляничным соком, правильным. Все выходило из земли и возвращалось в землю, и этого не стоило бояться.
Разговорчивый возница въехал в ворота кладбища, поплутал по дорожкам и остановился возле тропы, которая убегала среди старых дубов. Здесь было тенисто и свежо, и древние надгробия, поросшие зеленым мхом, напоминали пальцы, торчавшие из земли. На нескольких Аделин заметила старые грязные цветы.
— Вот, барин, извольте, — возница указал на тропу и сообщил: — Там за дубами Грешный уголок. Самоубийцы, заложные покойники, всякое такое… Проехать не проедем, застрянем, вы пешком тогда. Только вы уж, барин, поосторожнее. Хоть и время раннее, но сами понимаете. Дрянное место. Тут и белым днем всякое видится.
Бастиан усмехнулся и ничего не ответил.
Они покинули экипаж и пошли по тропе. Постепенно кладбище стало почти лесом, густым и старым, и в его темной глубине Аделин почувствовала нечто, которое не имело отношения к миру людей. Далекое, дремлющее, оно приоткрыло глаза и взглянуло на тех, кто вошел в Грешный уголок. Его взгляд был ледяным, оценивающим.
— Чувствуешь? — негромко спросил Бастиан.
Аделин кивнула.
Некоторое время они шли молча, и ощущение чужого взгляда на лице притупилось, словно дремлющая среди деревьев тьма не сочла их достойными внимания и вновь погрузилась в сон. Тропинка свернула и вывела Бастиана и Аделин к дверям небольшого склепа.
Здесь много лет никого не было. Каменный ворон раскидывал грязные крылья над дверями, но никто уже много лет не открывал самих дверей. Тяжелая цепь, пропущенная сквозь ручки, давно проржавела. Мраморные ступени покрывал сор, сквозь трещины прорастала трава. Пышный куст шиповника рассыпал кремовые лепестки по земле.
«Вот и все, что останется после нас, — подумала Аделин с тихой печалью. — Тишина и шиповник».
Бастиан поднялся по ступеням и, прищурившись, прочел полустертую надпись на металлической табличке:
— «Здесь покоится Эдвин Моро, почетный гражданин Западных пустошей. Спи с миром и надейся на милость Господа». Как интересно, Аделин! Закопали на задворках кладбища, но склеп все же соорудили.
— Дань памяти, — ответила Аделин. — Он все-таки много сделал для города.
Бастиан кивнул. Дотронулся до цепи, и Аделин с трудом удержала вскрик. Мертвый Эдвин Моро или то, что сейчас было в склепе, не хотело, чтобы его тревожили — и Бастиан это понял. Убрав руку, он спустился со ступеней и сказал:
— Странно, но почему-то мне жаль его. Не знаю, почему.
Аделин этому не удивилась. Она успела узнать Бастиана настолько, чтобы понять: в нем есть определенное самолюбование, есть гордость и достоинство, но вот жестокости в нем не было — и это не могло ее не радовать.