Ведьма
Шрифт:
Плешивый не торопясь сменил рожок автомата. В это время огромная бесформенная тень заслонила вход. В ярком свете выстрела Плешивый хорошо рассмотрел нелепую фигуру Двустворчатого. Как раз за миг до того, как его знаменитая шторка разлетелась на сотню ослепительных осколков. И глаз...
"Это безумие!!! И эта кровь... Неужели это неизбежный атрибут?! Неужели, чтобы понять, необходимо сначала уничтожить?! Неужели смерть тягостная, но неразлучная тень... любви?!" - Плешивый, словно приняв внезапное решение, встрепенулся - разрывая кольцо тягостных сомнений и шагнул в сторону зияющего звездным
Судорожно взметнувшийся ствол автомата описал широкую дугу, фиксируя траекторию на стенах бочки крошечными рваными звездочками.
"Полный апофеоз!" - успел угрюмо подумать Плешивый, прежде чем сознание - эта блудливая кошка - поспешило оставить его...
Очнулся Плешивый от нестерпимо яркого белого света, проникавшего даже сквозь закрытые веки. Плешивый лежал ничком, уткнувшись носом в ладони, засохшая корка на ладонях отпала и теперь руки Плешивого опять горели дьявольским ртутным огнем. Плешивый оперся на эти чужие руки, приподнялся и огляделся.
Не нарушая ужу сформировавшуюся "добрую" традицию, он лежал на пороге норы вожака, до половины вывалившись наружу, а рядом... бесформенной кучей тряпья, громоздился Двустворчатый, с невозмутимым видом поскребывающий свою безумную шторку над единственным, совершенно невредимым глазом.
– Если ты скажешь, что я опять бегал по поселку и орал, - мрачно ухмыльнулся Плешивый, - я тебе не поверю!
Двустворчатый молча скосил на Плешивого глаз и тихо вздохнул:
– Нет.
– Что нет?!!
– не выдержав рявкнул Плешивый.
– Не скажу, - невозмутимо уточнил Двустворчатый.
Плешивый несколько секунд разглядывал застывшую в позе кайфующего будды фигуру Двустворчатого, затем, так и не сказав ни слова, деревянно развернулся на не гнущихся ногах и промаршировал к своей бочке.
Дно бочки, служившее полом, было выскоблено дочиста. Вещмешок валялся под лавкой. Плешивый поспешно его раскрыл, достал со дна сверток - оба автоматных рожка были пусты, а ствол пах свежей пороховой гарью.
Плешивый со опаской поднял голову - всю бочку наискосок перечеркивала пунктирная линия аккуратных дырочек, сквозь которые хорошо было видно светло-серое небо.
Неопределенно крякнув, Плешивый спрятал бесполезный автомат обратно в вещмешок и небрежно швырнул его под лавку.
Двустворчатый все так же неподвижно восседал подле порога вожаковой норы, его застывший глаз, полуприкрытый шторкой, был устремлен вдаль.
Плешивый постоял немного угрюмо разглядывая этот глаз и тяжело вздохнув пробурчал:
– Как вожак?
– Никак.
– Он еще жив?
– На одну десятую.
– Двустворчатый был абсолютно серьезен, но ситуация настолько абсурдна, что Плешивый едва не расхохотался, чувствуя как приступ истерии буквально разъедает мозг.
– Ты можешь пойти отдохнуть, - невозмутимо булькнул Двустворчатый, я думаю, к завтрашнему утру все, наконец, станет на свои законные места, но... тебе предстоит нелегкая ночь.
"Значит все предыдущее было так - тьфу и все?!" - Плешивый угрюмо разглядывал шторку над глазом Двустворчатого и никак не мог сдвинуться
– "Может стоит пойти глянуть на вожака? Хотя, кому это надо?! Ни ему, ни мне... А ей?! Разве можно с уверенностью сказать, что ей надо!!! Одно слово - иная логика. КАЧЕСТВЕННО отличная... Уже и не логика вовсе! Которою, с нелогичностью присущей данному процессу мышления, можно назвать коротко и парадоксально - женской логикой."
Плешивый в ужасе потряс головой и с подозрением посмотрел на Двустворчатого, словно боялся, что тот подслушает его мысли откровенно рассмеется в лицо. Но Двустворчатый был невозмутим.
Плешивый пожал плечами и поплелся к своей бочке. Внутри он расслабленно растянулся на лавке. Не хотелось не то чтобы шевелиться, но даже дышать и думать. Плешивый лежал навзничь и тупо рассматривал пулевые отверстия в верхней части бочки, сквозь которые на него так же тупо пялились серые безучастные небеса, наверняка, видавшие и не такое. Поэтому им было плевать на жалкое крохотное существо - одинокое среди сотен и тысяч таких же непутевых созданий, безжалостно брошенных в этот жестокий и непонятный мир равнодушной рукой - и теперь мучительно барахтающихся в трясине желчи, захлебывающихся в озерах горечи и тонущих в океане безнадежности и безверия...
Плешивому еще казалось, что он рассуждает здраво, что мысли текут ровно, не свиваясь клубком возбужденных змей, сон, тем временем, украдкой хихикая над тщетностью реалистического бытия, словно провинциальный маг доставал из рукава и веером раскладывал крапленые карты...
...белки беспомощно распахнутых глаз,
Как капли ртути.
Слова нелепы, шепот оглушает,
А голос как туман стекает на пол.
И в адском пламени безумье сокрушает
Серебряным клинком распухший мозг.
И разум словно воск под пальцами безумья тает...
Как пахнет пылью и печалью!
Сквозь серебро давно просвечивает мерзость,
Враждуя как желанье и возможность.
И в этой битве выигравший терпит пораженье,
А проигравший - просто многократно умирает...
Серебряный звон...
И запах смерти.
Все тает словно сон,
И лишь прикосновенье...
А впрочем, это тоже сон,
Иллюзия иллюзий
Сама жизнь...
Плешивый проснулся. Что ему снилось на этот раз, он не помнил. Лишь на душе осталась накипь какой-то тоски, и тревожило странное противоречивое восприятие времени - как мимолетной бесконечности.
Плешивый осторожно выглянул из бочки. Снаружи вновь безраздельно властвовала ночь.
"Последняя ночь!" - фраза была столь многозначна, что Плешивый криво усмехнулся и невольно поежился.
У входа в бочку, на удивление, никого не было.
Не было никого и у входа в нору вожака. Вообще деревня словно вымерла. Было очень тихо, так тихо, что Плешивый отчетливо слышал неравномерные гулкие удары своего усталого сердца.
"Последняя ночь! Это последняя ночь..." - Тело Плешивого, еще совсем недавно такое сильное и ловкое, сейчас казалось большим, случайно доставшимся с чужого плеча. Теперь у Плешивого ртутным светом горели не только ладони, но и руки целиком, и ноги, и грудь. И огонь был тяжелым словно сама ртуть.