Ведьма
Шрифт:
Гэн нахмурился.
— Не было никаких чар, никаких заклинаний или другого колдовства. Просто наши друзья знают, как делать то, что не умеем мы.
Эмсо неуклюже отступил на шаг, почти скрывшись в темноте.
— Жрец Луны пользуется светом с небес, чтобы убивать своих врагов. Их отравляют змеи из пустыни. Слезы Нефрита вызывает демонов из морских глубин. Разве ты не понимаешь? Мы не просто сопротивляемся. Нас подавляют. Существуют силы, Гэн, которые мы не можем себе даже представить. Чужие силы, добрые и злые. Когда мы были на стороне справедливости, эти силы нас защищали, помогали нам.
— Мне не кажется,
Заговорила Сайла:
— Эмсо, я тебя понимаю. И я согласна с тобой. Война против Жреца Луны и Слез Нефрита — это война против сил зла. Нам повезло, что с нами такой человек, как Леклерк, помогающий нам противостоять им.
Эмсо даже не взглянул в сторону Сайлы. Продолжая обращаться с Гэну, он сказал.
— Больше всего нам угрожает то, чего мы не видим или не хотим видеть. Я только хочу, чтобы ты взглянул на наши проблемы так, как ты это делал прежде, — хладнокровно и трезво. Мы назвали тебя Мурдатом. Ты — оружие, освободившее нас. Но никакое оружие не может противостоять ведьме. Как твой друг, готовый за тебя умереть, я прошу тебя подумать над тем, что с нами происходит.
— Все ли кочевники Летучей Орды ушли на побережье? — неожиданный и неуместный вопрос Леклерка заставил всех вздрогнуть. Гэн уставился на Леклерка, будто заметил выросший на его лбу рог. Изумленный Налатан широко раскрыл глаза. Костяшки пальцев Эмсо, крепко сжавшие рукоять меча, побелели. У Сайлы был вид человека, испытавшего облегчение. Именно она и ответила Леклерку.
— Так утверждается в донесении.
Продолжая где-то витать, Леклерк кивнул.
— Ради чего им уходить? Зачем менять лагерь в холодную и сырую погоду? Почему им так важно побережье?
Потирая лоб, Леклерк отошел к камину.
Заинтригованный Гэн встал и, обогнув стол, подошел к Леклерку.
— Все вы жили далеко от моря, — сказал Гэн. — Жрец Луны когда-то принадлежал к вашему племени. Отчего его так притягивает море? — Повернувшись к Сайле, он спросил: — Есть ли что-нибудь в культе Луны, связанное с морем?
— Только способность Матери-Луны управлять приливами.
Леклерк едва слышно пробормотал:
— Думай, Леклерк, пользуйся своей головой. Жрец Луны не дурак, он — сумасшедший. У него имеется генератор статического электричества. Вся эта остальная чепуха, вероятно, связана с генератором. Так называемый стенобой — пустяк. Мои катапульты выведут из строя эту кучу хлама в два счета. Но почему он так стремится к морю? Что этот маньяк затеял?
Оборвав свое бормотание, Леклерк жалобным тоном спросил Гэна:
— Когда наконец вернутся Конвей и Тейт? Они мне нужны!
Эмсо выступил вперед, на освещенный огнем из камина участок комнаты.
— Они уже подверглись испытанию, как и все мы. В горах прошли бури. Таких ранних и жестоких бурь никто не помнит. Они оказались в западне между неизвестными чужеземцами и убийственной погодой. Если они посланцы добра, то мы должны отнестись к их потере как к предзнаменованию.
— Предзнаменованию? Предзнаменованию?! — Леклерк медленно обернулся. — Ты хочешь сказать, что если мои друзья погибнут, то это предзнаменование? Это было бы трагедией, идиот ты этакий! Ты себе не можешь даже представить, какая это была бы потеря! Только безмозглый мог… мог…
Гэн схватил заикающегося Леклерка за руку и, рывком развернув к себе, прижал его спиной к стене.
— Ни слова больше! Никто не смеет оскорблять Эмсо в моем присутствии! Ты простишь ему эти слова и то, как он их сказал. — Не отпуская Леклерка, Гэн посмотрел на Эмсо и продолжил: — Ты говоришь о соплеменниках этого человека! Ты простишь его вспышку.
Пока Леклерк безостановочно повторял «да» и «конечно», челюсть Эмсо оскорбленно подрагивала. Наконец он выдавил из себя:
— Я сказал больше, чем следовало, — и разразился неожиданным грубоватым смехом, который еще больше усугубил воцарившуюся в комнате гнетущую атмосферу. Прервав свой смех, Эмсо произнес: — Вот так всегда бывает. Самое незначительное превращается в главное. Самые незначительные слова оказываются самыми громкими.
На этом он отсалютовал, подняв кулак к правой скуле. Гэн освободил Леклерка, который машинально отсалютовал в свою очередь. Гэн широко улыбнулся.
В Леклерке вспыхнуло чувство обиды. Он расценил эту улыбку как снисхождение, будто знаменитый воин притворялся, что признает плюгавого мыслителя равным себе. Обида становилась все сильнее — с ним грубо обошлись и отругали за то, что он осмелился высказать свое мнение. Леклерк пытался себя убедить, что он выдумывает мелодраму, что Эмсо не имел в виду ничего плохого. И все же, когда он украдкой взглянул на Эмсо, продолжавшего скрываться в темном углу, по спине его пробежали мурашки.
Гэн прошел вдоль стола и встал перед своим старым другом Эмсо.
— Я читаю в твоем сердце, а ты — в моем. Мы сражаемся во имя того, кто в нас нуждается. Мы правим потому, что чувствуем, что обязаны. Тебе известно пророчество, которым я руководствуюсь.
— Я страшусь его, — правдиво ответил Эмсо. — Твоя мать говорила, что перед тобой всегда будут две дорога, одна из которых приведет к славе, а вторая — к позору. Ты всегда должен двигаться вперед, всегда делать выбор. Я чувствую вкус воздуха на этой тропе. И он отдает вонью позора!
— Пусть так, — ответил Гэн. — Тогда самое худшее, что может случиться, — моя гибель. Такие, как я, не могут жить в позоре.
Стиснув перед собой кулаки, Сайла бросилась к этой паре. Это было до смешного нелепое оружие против двух резко повернувшихся к ней мужчин. Их лица вдруг стали тревожными. Сайла клокотала от ярости.
— Разве смерть — единственное, в чем вы разбираетесь? Вы измеряете жизнь тем, как уходите из нее? Меня тошнит от вас! Слышать ничего больше не желаю о славе или позоре! Ты будешь жить. Ради сына и жены, даже если потеряешь все остальное! А ты, Эмсо! Ты сошел с ума? Ты нужен Гэну Мондэрку. Возможно, в глубине души ты никогда и не воспримешь меня, но никогда не соединяй имя этого человека с позором. Пока ты рядом с ним, ничто не опорочит его честь!
Когда она закончила, Гэн уже улыбался, а Эмсо заметно побледнел. Мондэрк попытался заговорить, его заглушил седой воин, который будто не заметил, что Гэн хотел что-то сказать. Его речь была неестественно пронзительной, слова торопливо срывались с губ.
— Ты права. У него своя судьба. И это и моя судьба. Что бы ни случилось, никто не смеет усомниться в моей преданности. Это известно всем. Особенно тебе, Жрица Роз.
— Я причинила тебе боль, — ответила Сайла. — Я этого не хотела. Когда-нибудь ты поймешь, что я была права.