Ведьма
Шрифт:
Холли посмотрела в темные глаза Жеро, заметила, что они зеленые, с коричневыми крапинками. Такие необычные…
Все поплыло перед глазами: столы и стул афиши и объявления о выставках на доске, медная эспрессо-машина, в которой булькала вода, баристы, готы, парни в спортивных куртках — все расплывалось и исчезало, оставляя Холли наедине с Жеро. У девушки возникло ощущение, что они давно знакомы, хотя Холли совершенно не представляла, откуда она знает Жеро.
— Bonsoir, ma dame, — сказал он по-французски, намеренно разделяя обращение на два слога и тем самым превращая банальную фразу в элегантное приветствие. — Добрый вечер, моя
Холли ни секунды не сомневалась, что ответить, хоть и не понимала, почему слова пришли так легко и непринужденно.
— Bonsoir, mon seigneur. Добрый вечер, мой господин.
— Жеро, привет! — Томми подошел с другой стороны стола и обратился к девушкам: — Печенье закончилось. Может, спросить улиток или лягушачьи лапки, раз уж у нас намечается французская вечеринка? Жаль, я словарь не захватил.
— Холли! — окликнула Аманда.
Холли не могла стряхнуть дурман, не могла отвести глаз от Жеро Люка Деверо.
«Его зовут не так, — подумала она, — его зовут…»
— Жан, — всхлипывала Изабо, протягивая руки к матери. — Умоляю, ma mere [6] , пощадите его!
В комнате на вершине башни стояли два кресла и каменный алтарь Богини, — слуги, установившие алтарь, освятили его своей кровью. В жаровне полыхало пламя, по закопченным камням плясали тени. У огня развалился Дьявол, любимый пес Изабо, которого она после замужества оставила в родном замке. Коленопреклоненная Изабо отчаянно всхлипывала, уткнувшись лицом в тяжелую черную ткань материнской юбки.
6
Матушка (фр.).
— Умоляю, матушка, если вы хоть сколько-нибудь меня любите, пощадите его.
Мольбы дочери не трогали владычицу Круга Каоров — с недовольной гримасой на лице она выслушивала нежные слова, которые Изабо расточала в адрес заклятого врага своей семьи. Катрина повелительно взмахнула рукой в сторону алтаря, где лежал ягненок, по внутренностям которого читали судьбу Изабо, и резко произнесла:
— Они тебя не пощадят!
Мать и дочь, одетые в традиционный наряд ведьм — черные платья из тяжелой ткани, — укрылись в комнате на вершине самой высокой башни замка Каор. Увядшие лилии и колдовские травы, вплетенные в забранные под вуаль волосы Катрины и Изабо, распространяли дурманящий аромат. Полная луна сочилась липкой теплой влагой, благоприятная для проклятий, заклинаний и зачатия. Внутри башни свистел осенний ветер, наполненный шорохом опадающей листвы и запахом яблок. Колдуны рода Деверо вершили ритуалы в сырых подземельях; ведьмы рода ор, наоборот, искали места поближе к благословенной Госпоже Луне.
— Меня пощадят, если я рожу наследника.
Пальцами, смоченными в крови жертвы, Катина нарисовала на лбу Изабо пентаграмму и оставила отпечаток на том месте, где по иудейским верованиям находится третий глаз, через который Бог наблюдает за грехами человека.
— Ты не станешь матерью отпрыска Деверо, — повелительно произнесла Катрина.
— Не вынуждайте меня оставаться бесплодной! — воскликнула Изабо, срывая с головы вуаль.
Длинные черные пряди заструились по спине, девушка без сил повалилась на пол и отчаянно зарыдала.
— Ты знала наш план и согласилась с ним, — размеренно прозвучал материнский
— Но я… открыла в нем такие черты…
Изабо осеклась под суровым, презрительным взглядом, понимая, что если она признается в любви к потомку проклятого рода Деверо, то мать, не раздумывая, уничтожит родную дочь.
— Ты до сих пор не узнала тайну Черного огня! Деверо никогда тебе его не раскроют, — с жестокой усмешкой сказала Катрина. — Мы негласно пообещали им наследника в обмен на секрет Черного огня. Деверо отказались и хотят от тебя избавиться, чтобы дьявольское семя окропило чью-то другую утробу. Я с детства втолковывал тебе: в нашем деле нет места ни теплу, ни чувствах
— Вы все подстроили, — с горечью промолвила Изабо, — отправили меня к Деверо, зная, что произойдет. Я подписала приговор Жану, только вы соединили наши руки.
Мать не изменила царственной позы и улыбнулась.
— Ты все знала, глупышка. Если Деверо не откроют нам тайны, мы их уничтожим, а ты, оставшись вдовой, вернешься к нам и снова выйдешь замуж.
— Мама, я не хотела влюбляться… — пролепетала Изабо. — Я принадлежу роду Каор и всегда буду принадлежать, но… он мой муж…
Она смахнула слезы и подошла к жаровне согреть окоченевшие руки над веселым желтым пламенем.
— Он тебя околдовал, — сказала Катрина. — Найди способ снять заклятие, дитя мое. Он — Деверо, а значит, умрет вместе со всем проклятым родом. Нельзя, чтобы наследник нашего злейшего врага остался в живых. Его мятежный дух не успокоится, пока не умрет последний представитель рода Каор. Проклятие Деверо будет преследовать наших потомков, и если мы сейчас выкажем слабость, вина за проклятие ляжет на нас. — Катрина подобрала с пола вуаль и протянула ее дочери. — Расскажи мне обо всех входах и выходах в замок, — потребовала она, — ничего не утаивай. И не пытайся меня обмануть.
— Северная стена укреплена хуже остальных, потому что выходит на крутой обрыв, — дрожащим голосом сказала Изабо.
— Сядь, — велела Катрина, распахивая дверь.
Беренис, придворная дама владычицы рода Каор, испуганно выдохнула и присела в реверансе.
— Принеси вина! — потребовала Катрина и, едва девушка ушла, продолжила: — Дитя мое, а для моей фрейлины ты тоже станешь просить пощады?
Изабо медленно покачала головой. Выражение ее лица было непреклонным. Совсем недавно кто-то из обитателей замка Каоров обратился к епископу, утверждая, что Катрина принесла в жертву Богине новорожденного младенца. Предательницей оказалась молоденькая прачка, брошенная ради новой утехи высокородного господина. Отец опозоренной девушки потребовал, чтобы благородный кавалер, которому она составляла компанию, заплатил за причиненный ущерб. Епископ скорее склонялся к мнению благородного господина: представительнице низшего класса не обязательно выходить замуж, в ее положении это роскошь, и тем хуже для девушки, которая не сумела использовать свой шанс.
Однако злые слухи причинили определенный вред: разговоры о том, что Каоры приносят в жертву младенцев, донеслись до самой Тулузы. Через некоторое время епископ приехал навестить Катрину, а затем, обремененный сундуками золотых монет, отправился нести службу Господню. Он уверил пугливых горожан, что в богобоязненном христианском роде Каор нет и быть не может ведьм, чародеев и колдунов, но сплетни не утихали. И Деверо, и Каоры почуяли опасность.
— Беренис умрет к утру, — сказала Катрина.